Владимир Моисеев - Футурономия. Социум [СИ]

Какова этика старения и смерти?

Должны ли машины иметь права и какие этические проблемы возникают при взаимодействии людей и техники?

Этично ли для людей, корпораций, или стран создавать будущие проблемы или неопределенные ситуации своими текущими действиями, даже если последние продиктованы добрыми намерениями?

Этично ли задерживать людей или вмешиваться в их жизнь на основе предположений относительно их будущих действиях?

Является ли правильным для правительств или общественности вмешиваться в научный процесс, когда, с одной стороны, беспрепятственно развивающаяся наука имеет весьма большие перспективы, а с другой — вероятным результатом исследований могут стать непреднамеренные пагубные последствия?

Имеют ли право люди и организации загрязнять окружающую среду, если они могут заплатить за загрязнение, например, в виде налогов на выбросы углекислого газа, штрафов за загрязнение, торгуя углеродными квотами и т. д.

Должны ли быть созданы и введены на уровне международного агентства кодексы этики, которые бы регулировали поведение международных корпораций?

Должно ли информационное загрязнение (также как экологическое загрязнение в наше время) стать преступлением?

Если технологии будут обладать собственным разумом, то какие этические обязательства мы имеем в отношении их поведения?

Имеем ли мы право генетически изменить нас самих, чтобы превратиться в новый биологический вид или несколько новых видов?

Правильно ли позволить создание будущих элит, которые обогатили бы себя с помощью искусственного интеллекта или генной инженерии, не создав способ управлять их сверхчеловеческими способностями?

Правильно ли для людей слиться с технологиями для предотвращения технологической гегемонии?

Должна ли искусственно созданная жизнь (имитирующие жизнь компьютерные программы, разумные роботы, и т. д.) иметь права?

Имея в виду экономические и другие последствия стареющего населения, должны ли мы иметь право на самоубийство и эвтаназию?»

Футурологи по-прежнему не замечают социум, как способный к изменению объект изучения. Представление о том, что технологические чудеса не будут влиять на структуру общества, надо полагать, ошибочно.

Прошло сто лет и стало понятно, что в будущем элита и морлоки будут другими, не похожими на персонажей Герберта Уэллса. Казалось бы, нельзя отрицать очевидное: разделение на привилегированных и угнетаемых останется и в будущем. Но уже сейчас появились социальные слои, влияние которых на судьбы общества оказывается столь же важным, если не более сильным. В социуме они занимают особое место отличное и от элиты, и от морлоков. Прежде всего своим отношением к общественному труду.

Маргиналы и люмпены были во все времена. Но только в наше время асоциальные люди стали оказывать на социум ощутимое влияние. Причины понятны: рост социальных гарантий со стороны государства и избыток рабочих рук.

Маргиналы и люмпены не одно и то же.

Маргиналы (от лат. margo — край) — вольно трактуемое/употребляемое понятие для обозначения человека, чьё положение в обществе, образ жизни, мировоззрение, происхождение и т. п. не соответствуют общепринятым нормам.

Люмпен-пролетариат (от нем. Lumpen — «лохмотья») — термин, введённый Карлом Марксом для обозначения низших слоев пролетариата. Позднее «люмпенами» стали называться все деклассированные слои населения (бродяги, нищие, уголовные элементы и другие). В большинстве случаев люмпен — это лицо, не имеющее никакой собственности и живущее случайными заработками.

Отличия очевидны, но для понимания возможного будущего важно обратить внимание на то общее, что объединяет две эти разные социальные группы. Развитие социума неумолимо стирает различия между маргиналами и люмпенами. Социальные изменения в наши дни происходят очень быстро. Казалось бы, случайные и частные процессы приводят к возникновению нового могущественного слоя общества.

Например. Безработные стали равноправными гражданами. Их больше не считают тунеядцами, пропащими людьми, потеря работы перестала быть признаком асоциальности и приобрела качество «нормальности». Говорят теперь не об изломанных судьбах, а о состоянии экономики. Пять-десять процентов официально признанных безработных давно уже считается допустимым и даже полезным для производства. Новые границы безработицы поражают воображение — 55 % среди молодежи Испании и Греции. Реакция властей на удивление спокойна: неприятно, но не смертельно, лечится новыми денежными вливаниями.

Одновременно следует отметить, что никогда еще борьба за права меньшинств (тех самых людей, которых еще совсем недавно называли маргиналами, то есть оценивали их воззрения и поведение, как не соответствующее общепринятым нормам) не была столь интенсивна и успешна. Понятие нормы рассыпается прямо на глазах. Забавно, что норма отныне интересует только элиту и морлоков, число которых стремительно тает. Как в эпоху индустриализации рабочих рекрутировали из крестьян, так сейчас число маргиналов и люмпенов пополняется за счет морлоков.

Появляется новый социальный слой, многочисленный и обладающий достаточной силой, чтобы его интересы и приоритеты учитывались социумом.

В своей книге «Метаморфозы социального вопроса» Робер Кастель рассматривает разрушение сложившейся системы наемного труда, обращая внимание именно на то, что современные тенденции развития социума приводят к увеличению числа маргиналов. Вот цитата из книги Р. Кастеля [56]:

«Таким образом, цель состояла и состоит в том, чтобы дать себе отчет в новой современной данности: наличии, видимо все более и более ощутимом, индивидов, помещенных как бы в плавающее положение в социальной структуре и заполняющих ее промежутки, не находя своего предназначенного места. Эти неопределенные фигуры занимают маргинальное положение в сфере труда по краям социально признанных форм обмена: хронические безработные: жители обездоленных пригородов; получающие пособие социального минимума RMI; жертвы индустриальной конверсии; молодежь, ищущая работу и переходящая от одного испытательного срока к другому, от подработки к временной занятости. Кто они, откуда пришли, как дошли до такого, что с ними будет»?