Аристотель - Природа политики

Возьмем, например, три равных между собой отрезка: AA, BB и YY отнимем от AA отрезок AE и прибавим его к YY, обозначив через ES, так что весь отрезок]SYY больше EA на YS+YG, а следовательно, больше BB на SY.

[10]. Названия эти, и «убыток», и «нажива», пришли из области произвольного обмена. Ведь иметь больше своей доли – значит «наживаться», а иметь меньше, чем было первоначально, – значит «терпеть убытки», как бывает при купле, продаже и всех других делах, дозволенных законом. А когда нет ни «больше», ни «меньше», но как раз все то же самое, говорят, что у каждого его доля и никто не терпит убытка и не наживается.

Итак, правосудие при обмене, противном воле, – это, во-первых, середина между своего рода наживой и убытком и, во-вторых, обладание справедливо равной долей до и после обмена.

8 (V). Некоторые считают между тем, что расплата и есть вообще правосудие, как то и утверждали пифагорейцы, ибо вообще они определяли правосудие, или право, просто haplos как расплату с другим лицом, т. е. с потерпевшим. Однако понятие расплаты не подходит ни для распределительного права, ни для направительного (впрочем, в Радамантово «право» вкладывают все-таки тот смысл:

Терпишь когда что содеял, то правда прямая родится), —

ибо оно многому противоречит.

Радамант – согласно мифологии, был сыном Зевса и Европы, дочери финикийского царя. Впоследствии Европа вышла замуж за царя Крита Астерия. Радамант был законотворцем на Крите, славился справедливостью. За справедливость был сделан судьей в загробном царстве Аида. Другие мифы утверждают, что после смерти он попал в Элизий, или на Острова блаженных.

Так, например, если исполняющий должность начальника нанес удар, то ответный удар наносить не следует, а если удар нанесен начальнику, то в ответ следует не только ударить, но и подвергнуть каре. И, кроме того, весьма важно, произвольно ли действовал человек или непроизвольно. Между тем во взаимоотношениях на основе обмена связующим является именно такое право – раcплата, основанная, однако, не на уравнивании, а на установлении пропорции. Дело ведь в том, что и государство держится на пропорциональном ответном даянии. В самом деле, либо стремятся делать зло в ответ на зло, а вести себя иначе кажется рабством, либо – добро за добро, а иначе не бывает передачи, между тем как вместе держатся благодаря передаче, недаром храмы богинь Благодарения ставят на видном месте: чтобы воздаяние осуществлялось; это ведь и присуще благодарности – ответить угодившему услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему.

Пропорциональное воздаяние получается при перекрестном попарном объединении. Так, например, строитель дома будет A, башмачник – B, дом – Y, башмаки – S. В этом случае строителю нужно приобретать часть работы этого башмачника, а свою собственную передавать ему.

Если сначала имеется пропорциональное равенство работы, а затем произошла расплата, получится то, что называется правосудным в смысле справедливого равенства. А если нет, то имеет место неравенство, и взаимоотношения не поддерживаются; ничто ведь не мешает работе одного из двух быть лучше, чем работа другого, а между тем эти работы должны быть уравнены. Так обстоит дело и с другими искусствами: они были бы уничтожены, если бы, производя, не производили нечто определенного количества и качества, а получая это, не получали бы как раз такое количество и качество. Ведь общественные взаимоотношения возникают не тогда, когда есть два врача, а когда есть, скажем, врач и земледелец и вообще разные и неравные стороны, а их-то и нужно приравнять.

Поэтому все, что участвует в обмене, должно быть каким-то образом сопоставимо. Для этого появилась монета и служит в известном смысле посредницей, ибо ею все измеряется, а значит, как преизбыток, так и недостаток, и тем самым сколько башмаков равно дому или еде. Соответственно отношения строителя дома к башмачнику должны отвечать отношению определенного количества башмаков к дому или к еде. А если этого нет, не будет ни обмена, ни общественных взаимоотношений. Не будет же этого, если обмениваемые вещи не будут в каком-то смысле равны. Поэтому, как и было сказано выше, все должно измеряться чем-то одним. Поистине такой мерой является потребность, которая все связывает вместе, ибо, не будь у людей ни в чем нужды или нуждайся они по-разному, тогда либо не будет обмена, либо он будет не таким, т. е. не справедливым; и, словно замена потребности, по общему уговору появилась монета; оттого и имя ей «номисма», что она существует не по природе, а по установлению (nomoi) и в нашей власти изменить ее или вывести из употребления.

Итак, расплата будет иметь место, когда справедливое равенство установлено так, чтобы земледелец относился к башмачнику, как работа башмачника к работе земледельца.

Но этого в виде пропорции не следует представлять, когда обмен уже совершен (иначе оба преимущества будут находиться у одного из крайних членов пропорции), а лишь когда стороны обладают своим собственным. Тогда они равны и могут участвовать в общей жизни, так как это приравнивание может осуществиться. Пусть земледелец – A, еда – Y, башмачник – B и его работа, приравненная к Y, – S. Будь невозможной подобная расплата, не было бы и общественных взаимоотношений.

Что потребность связывает так, как будто существует известное единство, станет, должно быть, ясно, потому что если нет потребности друг в друге (у обеих ли сторон или у одной из двух в другой), то обмен и не происходит, например, когда у одного есть то, в чем другой, нуждаясь (скажем, в вине), позволяет взамен вывоз хлеба. А значит, это, т. е. хлеб и вино, должно быть приравнено.

И если сегодня нет ни в чем нужды, то монета служит нам как бы залогом возможности обмена в будущем, если возникнет нужда, ибо нужно, чтобы у того, кто приносит деньги, была возможность приобрести на них что-либо.

Но и монета претерпевает то же, что и другие блага, ведь не всегда она имеет равную силу. И все же монета более тяготеет к постоянству. Потому и нужно, чтобы всему была назначена цена, ибо в таком случае всегда будет возможен обмен, а если будет обмен, будут и общественные взаимоотношения. Итак, монета, словно мера, делая вещи соизмеримыми, приравнивает; и как без обмена не было бы общественных взаимоотношений, так без приравнивания – обмена, а без соизмеримости – приравнивания.

Конечно, в действительности вещи столь различные не могут стать соизмеримы, но, если иметь в виду потребность, основания для соизмерения достаточны.

Итак, должна существовать какая-то единица измерения, причем основанная на условленности, и потому она зовется номисма, в самом деле, она делает все соизмеримым, ибо все измеряют монетами.