Коллектив авторов - Опыт словаря нового мышления

- административно-командные методы принудительной организации труда, вплоть до государственного террора;

- низкий жизненный уровень и карточное распределение;

- неспособность к внутренним реформам из-за отсутствия как экономических (рыночных), так и политических (демократических) регуляторов общественной жизни;

- закрытость страны, тенденция к автократии во всех сферах жизни.

В принципе история социализма показала, что мыслимые его модели варьируются в рамках альтернативы: экономический, товарный, рыночный или внеэкономический, административно-командный, казарменный социализм. И если первый вариант пока еще лишь теоретический, которого нигде нет на практике, то последний утвердился повсеместно, приведя к кризису мирового социализма. В настоящее время рядом стран предпринимаются попытки создать на практике рыночный социализм. Это означает, что руководство этих стран с разной степенью энергии и политической воли стремится к:

а) созданию многоукладной экономики (государственной, кооперативной, частной и смешанной);

б) рыночным регуляторам и конкуренции;

в) открытости мирохозяйственным влияниям и включению в международное разделение труда;

г) созданию гражданского общества с многообразием интересов и правового государства;

д) политическому плюрализму вплоть до признания оппозиционной многопартийности;

е) духовной, в том числе идеологической, свободе.

Важнейшие проблемы, вызываемые этой моделью, следующие: усиление социальной и культурной дифференциации населения и рост противоречий, возможность политической нестабильности, непредсказуемость ряда общественных процессов, сложности с трудоустройством и безработица.

Другие страны ищут «эклектическую» модель, стремясь избежать крайности административно-казарменной и рыночной моделей и соединить преимущества (явные и иллюзорные) обеих. Отсюда противоречия в этих поисках: постепенность этапов, но и непоследовательность; введение экономических, рыночных механизмов на микроуровне (аренды, семейного подряда, кооперации, акционерных форм и т. д.), но и сохранение командной экономики с огромным, пирамидальным аппаратом; стремление к духовным свободам, многообразию, но и призывы к единству и ответственности; желание выглядеть цивилизованным обществом с полным набором свобод, прав членов гражданского общества, торжеством закона, но и страх перед реальным политическим плюрализмом, сутью которого является многопартийность и свобода оппозиции, боязнь потерять монополию на власть.

Перестройка должна доказать возможность создания не тоталитарного, а демократического, состязательного, многоцветного, товарного социализма, способного создать более высокую, чем капиталистическая, систему свобод.

Перестройка потребовала не текущего ремонта, исправления слегка деформированных частей общественного организма, а революционной реконструкции: возобновления социалистического строительства. Она должна дать ответы на вопросы, связанные с историческим местом социализма в мировой цивилизации, с его будущим.

Робер Пари

Возникшие в конце XVIII. века термины «коммунист» и «коммунизм» вошли в политический словарь и политическое образное мышление после парижского восстания 12 мая 1839 года. Как отмечал Луи Рейбо, «вооруженный бунт был подавлен; за ним последовал бунт теоретический». Вдохновленные «Путешествием в Икарию» Кабе и воспитанные на идеях «Заговора равных», кабетисты и необабувисты, в частности Теодор Дезами и Жан-Жак Пийо, становятся первыми проповедниками коммунизма материалистического толка, стремящегося осуществить «обобществление материальных благ» под эгидой государства. «В Икарии все вершит государство», - пишет Луи Рейбо. Вильгельм Вейтлинг, «немецкий Кабе», причислявший себя к сторонникам учения Иисуса, полагал тем не менее, что государство, то есть Триада выдающихся ученых, сможет «обеспечить единение трудящихся и материальных благ». Его мысль была подхвачена другой «сектой», Союзом справедливых, переименованным в дальнейшем в Союз коммунистов (1847).

Разработать программу Союза было поручено двум недавно вступившим в него гегельянцам, в течение длительного времени выступавшим против «догматической абстракции» раннего коммунизма, - Марксу и Энгельсу. Коммунистический манифест, работа над которым была закончена в феврале 1848 года, беззастенчиво заимствуя из литературы того времени, в частности из Манифеста демократии Консидерана, всеми средствами старается отмежеваться от последнего. Определяя «коммунизм» как имманентное выражение «реального движения», он возлагал на «коммунистов» задачу быть его представителями и указывал, что они не должны создавать «партию, отличную от других рабочих партий». Однако, прорабатывая для «наиболее развитых стран» нечто вроде программы-минимум, этот документ, следуя традиции Кабе, продолжает уделять основное внимание государству; и порывая со всякого рода «утопиями», он прежде всего выступает против социального фантазирования.

Поражение парижского пролетариата в июне 1848 г. и переход обоих друзей в 1850-е годы к «социальной демократии», разгром Парижской коммуны, после чего эпицентр европейского рабочего движения переместился в Германию, разрыв в 1872 г. с «бакунистами» (утвержденный на Лондонском конгрессе в 1881 г.), закрепивший гегемонию «немецкой теории», - все это привело к изменению целей, смене действующих лиц и темпов. Новое действующее лицо - социал-демократия, выдвинувшая проект построения в отдаленном будущем общества, где неизбежно произойдет «расцвет личности», - ставит перед собой задачу подготовить нескончаемый «переходный период», более широко известный под названием «социализм», который, по мнению Маркса, является «первой фазой коммунистического общества». Хотя «Манифест» наряду с кратким изложением «Капитала» по-прежнему остается основным теоретическим пособием членов партии, сам термин «коммунизм» в конце концов исчезает из партийных программ и умов и становится своего рода «выморочным понятием».

Тем временем в обществах, где сохранились докапиталистические формы производства, возникает термин «аграрный коммунизм», означающий стремление избежать всех «фатальных перипетий капиталистического строя»: община, которая (и здесь оценки Маркса и Веры Засулич совпадают) могла позволить России избежать многих страданий; мексиканские коммуны, к которым призывал «Манифест ко всем угнетенным и обездоленным Мексики и Вселенной» Хулио Лопеса Чавеса (1869 г.); эйлу, ячейки общества, существовавшие в доинковскую эпоху, на которые, как зачарованный, ссылался перуанский марксист Хосе Карлос Мареатеги… Однако в первую очередь следует упомянуть анархистов (Малатесту, Кропоткина, Реклю), которые начиная с 1876 г. стали возрождать коммунистический проект. Отказавшись от «коллективизма» в пользу «анархического», или «свободного от всякой власти», коммунизма и утверждая в первую очередь примат «потребностей» над «трудом» («Каждому по потребностям!»), они не только вновь обрели, как пишет Кропоткин, «тот порыв, который несет в себе идея коммунизма», но и вновь возродили то образное мышление, которое вместе с «утопией» было отвергнуто «Манифестом», а также знаменитой брошюрой Энгельса.