Коллектив авторов - Опыт словаря нового мышления

Если марксистский социализм был признан в конце XIX века в качестве преобладающего учения почти во всех социалистических движениях Европы, то история британского социализма была главным образом связана с тред-юнионами, с Фабианским обществом и гильдиями, короче говоря, с эволюционистской и умеренной разновидностью социализма. Социализм понимался как глубокая структурная реформа капиталистического общества, которая должна осуществиться, не затрагивая политического строя, либерального парламентаризма и не требуя в принципе обобществления средств производства. Во Франции, где социалисты создали несколько различных политических партий, испытавших на себе в той или иной степени влияние марксистских идей, оказалось невозможным договориться о едином определении этого понятия. Революционный и антипарламентский синдикализм, который играл исключительно важную роль в итальянском и испанском социализме, уходит своими социалистическими корнями в традицию Прудона.

Социалистическое движение XIX века - это не только создание первых массовых политических партий. В большинстве европейских стран оно положило также начало формированию культуры рабочего класса, не зависимой от официальной культуры.

Вообще после второй мировой войны европейские социал-демократические или социалистические партии все в большей и большей степени теряют свой классовый характер. Они выступают против коммунистического решения политических проблем социализма и выражают свои симпатии социализму «с человеческим лицом». Политика национализации и широкого огосударствления средств производства, являющаяся основным принципом социализма, уже более не ставится во главу угла. Вместо проблемы собственности на первый план выступают вопросы демократического управления производством. Проповедуется рыночная общественная экономика. Уже не ставится вопрос о существовании альтернативы: «социализм или капитализм». Речь идет прежде всего о гарантировании примерного равенства шансов и общей безопасности существования перед лицом безработицы, болезней, инвалидности (в соответствии с моделью welfare state). Если социалисты Западной Европы отказались от марксистских идей, то, напротив, целым рядом аграрных обществ так называемого «третьего мира» марксистский социализм был принят на вооружение в качестве идеологии индустриализации («африканский социализм», «арабский социализм», «азиатский социализм»).

Марк Ферро

Явление бюрократии, изученное в свое время Максом Вебером и Рицци, затем Касториадисом (Шолье), Лефором, Туреном, сегодня охотно сравнивают с раковой опухолью, подтачивающей общественный организм и поразившей прежде всего социалистические страны. Однако уже такие писатели, как Кафка, Чехов и Куртелин, бичевали в своих произведениях представителей бюрократии - администраторов, чиновников, клерков. И действительно, еще до великого перелома, ознаменованного революцией 1917 года, и утверждения модели нового общества за пределами СССР бюрократия являлась социальным образованием, господство которого опиралось не на происхождение и деньги, а на знание и применение законов, понимание функций и задач институтов и органов власти. Именно бюрократия неизменно представляет собой господствующую силу независимо от конкретной формы власти. Форма меняется, незыблемыми остаются позиции бюрократии, играющей роль относительно автономного фильтра и тормоза политических изменений, порождаемых представительной демократией. Имея в виду эту общественную структуру, Леон Блюм в 1936 году сказал, что Народный фронт мог самое большее стоять у власти, но ни в коем случае не владеть ею. Он понимал, что в условиях представительной и парламентской демократии власть находится в руках бюрократии, которую именуют администрацией.

Технократия - еще один общественный слой, сложившийся на протяжении века и сросшийся в определенной мере с администрацией, - не замедлила образовать новую бюрократическую ветвь. Признанное за нею право на существование также покоится на глобальном, всестороннем знании процесса производства. Она как бы воплощает в себе тот автономный характер этого процесса, который гарантирует безопасность капиталистическим компаниям, делая их неуловимыми по отношению к политической конъюнктуре.

Процесс сращивания двух структур усилился после второй мировой войны. В западных странах, в частности в Великобритании и Франции, была проведена национализация ряда отраслей и промышленных предприятий, многие из которых затем вновь были переданы в руки частного капитала, что повлекло за собой перемещение кадров и сделало иллюзорной освященную теоретиками границу между государственным и частным секторами.

Если на Западе бюрократия обеспечивала независимое от политической и социальной конъюнктуры функционирование системы, что служило препятствием для резких изменений, то в СССР, напротив, она все больше отождествляла себя с политической властью, которая тем не менее обвиняла ее в тех же грехах, а общественное мнение, нападая на бюрократию, выступало с критикой режима и системы в целом.

Разумеется, планирование народного хозяйства, национализация средств производства, огосударствление многих традиционных видов деятельности (медицина, образование, туризм и т. д.) чрезвычайно расширили сферу деятельности бюрократии в СССР. Но отнюдь не эта черта составляет специфику бюрократической системы в социалистических странах. На Западе также порой прибегали к использованию советской модели (в частности, к планированию), но при этом расширение государственного сектора принимало здесь другие формы, нежели в СССР. Специфические особенности советской системы не претерпели почти никаких изменений, однако и в Великобритании, и в СССР, и во Франции для изложения проблем, существующих в национализированном секторе, используется одна и та же терминология.

Нередко утверждают, что специфика бюрократической системы в СССР обусловлена наличием однопартийной системы. Осуществляя контроль над администрацией, партия якобы кладет конец ее автономии. Этот факт, несомненно, имеет существенное значение, и к этой мысли мы еще вернемся. Тем не менее такой взгляд на вещи охватывает лишь часть проблемы.

Другая характерная черта бюрократии отчетливо проявилась уже в первый день победоносной русской революции, 27 февраля 1917 года, то есть до того, как власть перешла в руки одной партии. Это проливает свет на одну из особенностей бюрократической системы в момент ее зарождения. Именно в этот день Инициативный комитет Петроградского Совета, стихийно образованный активными участниками революционных событий, внес предложение о расширении своего состава за счет представителей крупных революционных организаций с целью узаконить свое положение. Процедура голосования, в результате которой собрание выборных делегатов одобрило данное предложение, носила демократический характер. Но, передав каждой из заинтересованных организаций (социалистические партии, профсоюзы, кооперативное движение и т. д.) право назначить своих представителей, съезд Петроградского Совета отказался от своих полномочий в пользу общего Бюро этих организаций (представителями от РСДРП(б), например, вместо Шляпникова и Залуцкого стали Каменев и Сталин). В результате утвердилась процедура отказа от власти, которая очень быстро подорвала демократический порядок. Так, число представителей, назначенных (а не избранных) конференциями заводских комитетов, возросло в период с июня по октябрь с четырех до двенадцати процентов; своих представителей назначили бюро профсоюзов, партии большевиков, меньшевиков и эсеров.