Коллектив авторов - Опыт словаря нового мышления

С тем чтобы вывести западноевропейский коммунизм из изоляции, Итальянская компартия в конце 60-х годов первая приступила к пересмотру своей программы и политики. Было положено начало явлению еврокоммунизма, которое развивалось на протяжении 70-х годов. Кроме итальянской партии, на позиции еврокоммунизма встали коммунистические партии Франции, Испании, а также Великобритании и Скандинавских стран. Новый подход столкнулся, однако, с противоречиями, разрешить которые не удалось. Эти партии, не отказываясь от своих революционных целей, предпочли пойти реформистским путем, который в принципе не отличался от политики социал-демократии. Не хватало, однако, главного - нового анализа развития капитализма и проблем, возникших в Советском Союзе и других социалистических странах.

В конце 80-х годов перед еврокоммунистическими партиями как бы открылись два пути:

- либо, закрепившись на удерживаемых позициях, удовлетвориться ролью «парламентских трибунов», т. е. отстаивать все выдвигаемые обществом социальные требования и забыть о цельности своих экономических воззрений в случае участия в коалиционных правительствах;

- либо углубить сближение с социал-демократией, недвусмысленно встав на реформистский путь и примирясь с требованиями «цивилизованного правления».

Примером первой тенденции может служить деятельность Французской компартии, второй - деятельность Итальянской компартии.

Хотя западноевропейские коммунистические партии определяют свою политику все более и более независимо по отношению к Советскому Союзу, судьба перестройки - ее успех или провал - будет иметь большое значение для будущего этих партий.

Виктор Киселев

Великая Октябрьская революция свершилась в России под знаком предотвращения национальной катастрофы и полного освобождения человека труда от нужды и угнетения. И все же национальная катастрофа произошла: в форме утверждения «сталинщины» - чудовищной деспотической системы «казарменного социализма», унесшей миллионы человеческих жизней, растоптавшей идеалы коммунистов.

В центре развернувшихся сейчас дискуссий в СССР - оценка созданного строя в свете использованных средств, размышления о цене пройденного пути.

Можно ли называть социалистическим общество, воздвигнутое на костях миллионов жертв, погибших от беззакония и самовластья? Можно ли считать социалистическим бесчеловечный и преступный режим, создавший систему доносов, стукачей, анонимок, всеобщей подозрительности, страха, пыточных камер, лагерей, абсолютного произвола, планомерного уничтожения «врагов народа», одномыслия?… Трудно усомниться в том, что если и имел этот режим отношение к социализму, то только к его «казарменно-коммунистическому» варианту. Теперь очевидно, что и в новых условиях сохраняются человеческие страдания и поиски смысла жизни, что подлость и злоба могут торжествовать, что любая власть развращает, а за свободу надо по-прежнему бороться. Сегодня мы также знаем, что революция - это не только «праздник» угнетенных, но и социальная катастрофа, взрыв, порой неотвратимый, с благородными побуждениями, традициями, но несущий огромные потери и испытания. Не был ли прав в своем отторжении такого прогресса, вслед за Ф. М. Достоевским, русский философ Н. А. Бердяев: «Допустим, что человечество взберется на высокую гору, что оно войдет в царство желанной гармонии, будет сильным, прекрасным и радостным. Эта кучка людей, счастливо устроившаяся на груде наших трупов, на почве, увлажненной нашими слезами, не может нас привлекать, не может быть нашей целью, не может искупить гибели индивидуальной, не может ответить на крик проклятия хотя одной загубленной человеческой души, не может осмыслить ужас человеческой жизни».

Опыт социалистического строительства как раз показал, что эти опасения небезосновательны - нам далеко до «царства желанной гармонии», и в него нельзя войти с нравственным безразличием к используемым средствам. Никакого «счастливого устроения» быть не может на таких основаниях.

Но виноват ли в этом сам социалистический идеал? Стоит ли вслед за Иваном Карамазовым скорее возвратить обратно свой билет в царство «вечной гармонии»? Или, быть может, правы те, кто считает, что социализм является прямой дорогой к «казарме», к рабству?

На повестке дня - вопрос о доверии к социализму, о его будущем. Можно ли считать сегодняшние социалистические общества всего лишь деформированными вариантами «правильной», «научной» модели нового строя? Или эти деформации на самом деле и есть не что иное, как подлинный социализм? Если верна последняя мысль, значит, мы вместе с перестройкой вступаем в новый период иллюзий и грядущих разочарований. Если все же социализм не тождествен своим реальным ипостасям, значит, возможны демифологизация, избавление от иллюзий, предрассудков, идеологической лжи и в то же время обоснованный оптимизм.

Каков же был первоначальный проект социалистического общества и как влиял на него исторический опыт?

Мечта об уничтожении эксплуатации и равенства, о социальной справедливости жила в человечестве много веков, вдохновляя на поиски такого устройства общества, где на всех людей распространялось бы благоденствие и счастье.

Вначале представления о социализме - обществе, основанном на уничтожении частной собственности на средства производства, - были утопическими, грубоуравнительными. Начиная с Платона, ранних христиан, затем социалистов-утопистов (Т. Мора, Т. Кампанеллы, А. Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна и др.) предлагались различные умозрительные варианты социалистического будущего. В середине XIX века научное обоснование социализма и путей к нему предложили К. Маркс и Ф. Энгельс. Они указали на историческую роль пролетариата, последнего, по их мнению, угнетаемого класса, призванного революционным путем освободить человечество от мерзости классовой эксплуатации.

По их мнению, в основе образования классов лежало присвоение продукта - владение, распоряжение, пользование. Однако методы присвоения прибавочного продукта определялись отношением к средствам производства и были различными. Например, в большинстве стран Востока по различным причинам сохранялись общины, послужившие основой самой грубой государственной формы - восточного деспотизма.

Слой людей, возвысившийся над общинами с целью регулирования прежде всего межобщинных интересов, и стал классом эксплуататоров. По словам Энгельса, «первоначальный слуга общества… постепенно превращался в господина над ним».

Этот слой, используя свою причастность к аппарату власти в условиях коллективных форм собственности на средства производства (прежде всего на землю), эксплуатировал народ с помощью внеэкономических методов принуждения вплоть до прямого насилия. Самое трагическое в этом случае - поголовное рабство, полная зависимость народа от деспотической власти, растворение общества в государстве, заглушение экономических регуляторов насилием. Отсюда - консерватизм, неразвитость таких общественных устройств, их длительная стагнация или крайне медленное развитие, порой ускоряемое реформами «сверху» с целью преодоления экономической отсталости. Толчком для этих реформ чаще бывают внешние обстоятельства, невыгодное сравнение с другими странами, страх утратить национальное могущество и - значительно реже - внутренняя нужда. В такого рода системах государственная собственность становится как бы «совместной частной собственностью» тех, кто стоит у власти.