Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Повторяя начинание 1905 года [26] См.: А . Мартынов . Две диктатуры. Женева, 1905. , меньшевик-интернационалист Александр Мартынов развернул свою атаку против «революционного авантюризма» Ленина [27] А . Мартынов . Революционный авантюризм. – «Летучий листок меньшевиков-интернационалистов», май 1917 года, № 1, с. 11 – 12. . Согласно Мартынову, революционная программа Ленина, предусматривающая ниспровержение капитала и передачу власти в руки пролетариата (буквально – «ленинской секте социал-демократии») и в то же время говорящая о вере в революцию на Западе, которая положит конец войне, имела бы смысл только в том случае, если бы социалистическая революция на Западе произошла раньше. На Западе же не было «никаких признаков социальной революции», поскольку широкие слои рабочего класса все еще поддерживали в Германии Филиппа Шейдеманна, а во Франции Пьера Реноделя. Только «отчаянный утопист» мог требовать от «экономически отсталой страны», истерзанной войной и находящейся во власти экономического краха, начать социалистические преобразования. На самом же деле Ленин отрицал немедленное введение социализма в России (и в этом Мартынов был недалек от истины) [28] О том, какое влияние оказывал на Ленина Kriegssozialismus (военный социализм – нем.), см.: В . И . Ленин . Полн. собр. соч., т 30 с. 397; т. 31, с. 100, 141 – 143. ; его истинной целью было совмещение строжайших экономических мер «военного социализма», какой практиковался в Германии и Англии, с диктатурой пролетариата в целях создания «социалистического строя».

Похоже, что Ленин не знал о критике Мартынова, но он поспешил начать полемику с Плехановым, в частности по вопросу о его табу на захват власти [29] См. там же, т. 31, с. 300 – 303. . То, что Россия еще не созрела для истинного социализма, – это верно, говорил он, но она, несомненно, была подготовлена для демократии, и даже такой «социал-шовинист», как Плеханов, или «вульгарный буржуазный демократ» из «Речи» Милюков ничего не могли возразить против передачи власти в руки трудящихся масс России, «подавляющего большинства» населения страны. Меры, которые могло осуществить правительство этих масс – национализация банков и земель, государственный контроль над экономикой, – были бы лишь «первыми шагами к социализму», но с помощью более развитого европейского пролетариата они могли привести Россию к социализму.

На Апрельской конференции ленинский «необольшевизм» стал предметом дискуссии среди самих большевиков. Некоторые делегаты с трудом восприняли то, что он назвал старых товарищей – социал-демократов и революционеров – «мелкими буржуа», и даже Григорий Зиновьев заметил, что «в рядах меньшевиков» было «много рабочих», да и на Западе различные социал-демократические шовинистические партии, по крайней мере по своему «составу», были рабочими. Михаил Калинин поэтому предложил называть лидеров меньшинства «либеральными рабочими политиками» [30] «7-я (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б)», с. 49, 52. .

Однако основное наступление было предпринято со стороны «старых большевиков», таких, как Каменев, Рыков и Виктор Ногин, которые противопоставляли ленинской программе аргументы, вполне достойные арсенала меньшевиков. Настаивая на том, что Россия была еще «самой мелкобуржуазной страной Европы», Рыков утверждал, что ее буржуазная революция еще не закончилась и поэтому нельзя было ставить социализм в повестку дня. Посему социал-демократы должны были твердо придерживаться программы-минимум и с этой целью, несомненно, могли как независимая пролетарская партия «блокироваться с революционной демократией». Что касается социализма, то спрашивалось:

«Откуда взойдет солнце социалистического переворота? Я думаю, что по всем условиям, по обывательскому уровню, инициатива социалистического переворота не должна принадлежать нам. У нас нет сил, объективных условий для этого. А на Западе этот вопрос ставится приблизительно так же, как у нас вопрос о свержении царизма» [31] Там же, с. 78 – 86, 103, 106 – 107, 108 – 112.

Однако Ленин не был в этом абсолютно уверен:

«Нельзя сказать, кто начнет и кто кончит. Это не марксизм, а пародия на марксизм.

Маркс сказал, что Франция начнет, а немец доделает. А ведь русский пролетариат добился больше, чем кто-либо» [32] Там же, с. 112. См.: В . И . Ленин . Полн. собр. соч., т. 31, с. 341. .

Первое столкновение между «необольшевизмом» Ленина и «старобольшевизмом» Каменева и Рыкова, казалось, закончилось компромиссом, выразившимся в формировании ЦК, избранного Апрельской конференцией, и принятии общих резолюций. Радикалам это, вероятно, показалось чем-то вроде призыва к социалистической революции, а умеренные восприняли все это лишь как начало систематической и «продолжительной работы» по воспитанию кадров; постоянные же напоминания об отсталости России и об опасности «немедленных социалистических преобразований» могли рассматриваться как указания, подтверждающие необходимость буржуазно-демократической фазы до начала социалистической революции [33] См. там же, с. 244, 257. .

Здесь не место анализировать все поправки, добавления и исправления, которые внес Ленин в свою теорию в период между апрелем и октябрем 1917 года, но основная задача достижения партией самостоятельности для подготовки будущей революции и захвата власти большевиками оставалась, во всяком случае, неизменной. Основные направления его стратегической мысли выявились уже в мае 1917 года. Негодуя против «хаоса фраз, настроений, „упоений“» после Февральской революции и считая «революционную демократию» равнозначной «реакции», он подчеркивал, что сейчас существует «неслыханная легальность», которая позволит большевистской пропаганде дойти до миллионов людей, а также – «главное», – что Россия из-за «войны и голода» переживает «канун краха невиданной величины». Отсюда лозунг:

«Быть твердым, как камень, в пролетарской линии против мелкобуржуазных колебаний. Влиять на массы убеждением , „ разъяснением “. Готовиться к краху в революции в 1000 раз сильнее Февральской ».

Ленин в особенности настаивал на агитации, а отвечая на обвинения в демагогии, говорил: «Всех в этом обвиняли во всех революциях»; притом «именно марксизм – гарантия» [34] См.: В . И . Ленин . Полн. собр. соч., т. 32, с. 439 – 442. того, что пропаганда не примет самодовлеющего характера.

Таковы были заметки и мысли Ленина, которые на практике продемонстрировали столь редкое в среде русских марксистов упорное стремление к власти, особенно в его знаменательном выступлении на I съезде Советов 4 июня. Ираклий Церетели, глава меньшевистско-эсеровской коалиции, которая доминировала в Советах в период Временного правительства, выступал на съезде в защиту своей коалиционной политики, отстаивая необходимость «собрать вместе все живые силы страны», и заметил, что «нет в России политической партии, которая могла бы заявить: „Дайте нам власть, уходите, и мы займем ваше место“. В России нет такой партии!» «Есть такая партия!» – тут же ответил Ленин. Чуть позже, в тот же вечер, он принял вызов Церетели и заявил, что его партия готова «каждую минуту… взять власть целиком». Ни одна из политических партий, утверждал он (а мы добавим – и русская марксистская партия), не имела права «от этого отказываться» [35] «Первый Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Л., 1930, т. 1, с. 65 – 66, 70 ( В . И . Ленин . Полн. собр. соч., т. 32, с. 267). .