Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Ниже мы попытаемся показать, что заслуга эта более, чем какому-либо иному русскому марксисту, вне всякого сомнения, принадлежит Троцкому. Прошло, естественно, много времени, с тех пор как Троцкий пытался понять явление отсталости, и, как мы увидим, в его теории есть очень слабые места или, в лучшем случае, он оставил нерешенными многие важные вопросы [315] Автор этих строк пытался анализировать идеи Троцкого с целью осветить, в частности, их теоретическое значение, отходившее ранее на второй план по отношению к значению политическому (см.: B . Knei-Paz . The Political Thought of Leon Trotsky. Oxford, 1978). . Как бы там ни было, прежде чем приступить к изложению идей Троцкого, следует вкратце рассмотреть историко-биографические причины, по которым его теоретическая деятельность имела столь незначительное влияние именно в среде русского марксистского движения. Во-первых, Троцкого – в отличие от прочих русских марксистов – очень трудно отнести к какой-то определенной категории. Наряду с другими и Плеханов, и Мартов, и Ленин были оригинальными мыслителями и теоретиками, но каждый из них в различные периоды четко отождествлялся с той или иной группировкой или фракцией российского социал-демократического движения, приобретал более или менее значительное число сторонников и в результате представлял и выражал совокупность коллективных идей, подходов и позиций. Троцкий же, напротив, практически в течение всей своей жизни выглядит одиночкой как в политической, так и в теоретической областях. Он начал свою революционную карьеру в изоляции, и точно так же ему суждено было ее и закончить. В 1900 году он стал марксистом и таковым остался до самой смерти, наступившей через 40 лет. Уже в 1903 году на II съезде РСДРП он выступил против всего российского марксистского движения, решительно порвав с Лениным и объявив упрощенной и уклонистской теоретическую альтернативу Мартова и его сторонников. Впоследствии он пытался, правда, примирить большевиков с меньшевиками, но со своим упрямым характером он не годился для этой цели и довольно долго не решался присоединиться ни к одним, ни к другим, продолжая постоянно и резко выражать свое презрение к обеим фракциям. Так вплоть до 1917 года он сознательно оставался в полной изоляции, являя собой свою фракцию. И в этот период его личность продолжала привлекать энергичностью характера и живой остротой ума, но влияние его продолжало оставаться второстепенным и, по существу, безрезультатным. Все восхищались живостью его ума, гибкостью стиля, оригинальностью теоретических формулировок, но почти никто не следовал за ним.

Кроме того, с ним нелегко было установить личные отношения. Он органически был неспособен приходить к согласию с другими. Будучи заносчивым, агрессивным, самоуверенным, запальчивым в спорах, он доходил до самых резких и безжалостных оскорблений своих коллег, когда поддавался минутному порыву или его раздражали собеседники. Если не считать единственного исключения, которое представлял собой Ленин, то можно сказать, что Троцкий считал всех ниже своего уровня как в плане интеллекта, так и с точки зрения усердия и революционных качеств. Нетерпимый ко всякой «кулуарной» политике, он глубоко презирал обязанности бюрократического характера и вообще не имел какой-либо склонности к настойчивой, систематической и скрупулезной работе по идеологической, не говоря уже о политической, подготовке, такой близкой по духу Ленину и другим. Троцкий, вне всякого сомнения, не был человеком, одинаково сильным во все периоды деятельности. Он достигал своих высот или в грандиозных умственных прозрениях, уходящих в глубины истории, но сочетавшихся с широкими перспективами, или при наступлении критических моментов 1905 и 1917 годов и во время гражданской войны. От него исходила как бы мощная волна заразительной убежденности, преодолевающей, казалось, сами жизненные обстоятельства, но в то же время из-за своей роковой склонности вызывать антипатию у тех, с кем он вступал в отношения, его политическая карьера оказалась решительным образом загубленной.

Даже в период между 1917 и 1923 годами, достигнув вершин политической власти и целиком отдавшись делу большевиков, связав себя коллективной работой и ответственностью, он оказался неспособным к совместной деятельности. В течение этих шести лет он постоянно конфликтовал и с Лениным, и вообще с большевиками по основным политическим и теоретическим вопросам, таким, как Брест-Литовские переговоры, вторжение в Польшу, положение профсоюзов и введение нэпа – во всяком случае, в самом его начале. Так или иначе, но ему никогда не удалось – да он и не пытался достичь этого – создать свою фракцию или просто группу сторонников. Впоследствии, как казалось, его борьба ограничивалась внесением предложений, довольно нечетких и противоречивых, как было, например, когда он присоединился к оппозиции для борьбы с менее щепетильными противниками. В конце концов он оказался в полнейшей изоляции, что вызвало крайнее удивление: как такой человек, второй после Ленина из числа руководителей российской революции, так неотвратимо скатывался к абсолютной политической беспомощности и незначительности. Умер Троцкий без сожалений и угрызений совести – он сам написал об этом перед самым концом жизни, – но слишком уж горькими были его последние годы, проведенные в похожем на крепость убежище, в далекой стране, в полном отрыве от сферы действия и власти, ради которых он столько боролся в прошлом. И все же даже в эти тяжелейшие годы эмиграции он оставался несгибаемо упрямым и чуждым всякому компромиссу.

Все это не умаляет его деятельности в историческом плане, но, возможно, послужит объяснением, почему его идеи за всю его жизнь оказали столь ограниченное влияние. Независимость мышления, глубокий скептицизм в отношении общепризнанных мнений и истин, прирожденная враждебность к лишенному воображения доктринерству – все это заставило его неуклонно придерживаться собственных идей и убеждений, которые он всегда без колебаний высказывал и пропагандировал, даже если они приводили к нестандартным и непопулярным выводам и дорого обходились в личном и политическом плане. Доказательством необычности и непопулярности его решений могут служить события, происшедшие в десятилетие, предшествующее 1917 году, когда Троцкий начал разработку своих теорий, и после 1929 года, когда он вернулся к ним с возродившимся теоретическим пылом. В марксистском движении влияние его идей оказалось ничтожным: он сам оставался вне основного течения российского марксизма и до и после революции, а его позиция считалась авантюристской и лишенной конкретных перспектив. Его идея «революции отсталости» политически была неэффективной, и это объясняет, почему она не нашла признания в историческом плане. Эта неэффективность не снижает, однако, интереса к ней в общем контексте общественной мысли и марксистской теории, независимо от ее политического значения и тактической полезности. Во всяком случае, мы попытаемся показать, что для оценки ее значения в качестве объяснения специфической действительности XX века необходимо сопоставить эту идею с инструментальной стороной данной действительности, другими словами, с большевизмом, на что сам Троцкий решился лишь после 1917 года.