Наталья Ройтберг - В поисках Другого

Этическое, по Левинасу, принадлежит не сфере синхронии, а сфере диахронии — только «диахрония времени» как «выход за пределы собственного трансцендентального существования» проявляется в «богоявленности лица ближнего» [46, с. 1079]. Между Я и Другим устанавливается особое «этическое» взаимодействие — «взаимоотношение противодействия без всякого противодействия» [там же, с. 1099].

Это взаимодействие обусловлено асимметрией интерперсональных отношений как основной идеи диалогической концепции Левинаса: «Принятие Другого — осознание моей несправедливости. Высота на которой находится Другой — первое искривление бытия как факт привилегий Другого» [45, с. 117]. Другой не может быть симметричен в трансцендентном взаимодействии, Другой не может быть сведен, редуцирован к тому, что есть «Я», свобода Другого обусловлена его трансцендентным положением по отношению ко мне (все «другое» является «чужим» — постоянно «ускользает» от «Я»). Ситуация неоднозначности отношений в паре «я» — «Другой» и внешнее проявление, «проекция» на осмысление бытия осуществляется у Левинаса через понятие «лицом-к-лицу».

Французский философ пишет, что экстериорность истинна только в позиции лицом-к-лицу, т.к. истина бытия — это бытие, находящееся в сфере субъективного, которое деформирует видение, но дает тем самым возможность повелевающей властной экстериорности заявить о себе, о своем полном превосходстве» [там же, с. 273]. Происходит т. н. «искривление интерсубъективного пространства». В ситуации лицом-к-лицу «Я» не является ни привилегированным субъектом, ни вещью в системе, «Я» — это «дискурс оправдания себя перед Другим», а Другой — первый, кто «способен подтвердить мою свободу» [там же, с. 276]. Двойственность отношений лицом к лицу заключается в том, что перед Другим человек становится несвободен, т.к. свобода предполагает бесконечную требовательность к себе и «преодоление самоуспокоенности» [там же, с. 285].

Рассмотрим «внешнюю» сторону интеракции «Я» — «Другой». Она проявляется, прежде всего, в сфере «этического»: «Оспаривание моей самотождественности совершается Другим. Это оспаривание моей спонтанности самим фактом присутствия Другого зовется этикой» [там же, с. 81].

По Левинасу, существует направленность на Другого или интенциональность, которая осуществляется как встреча. При этом «Я» непременно испытывает ответственность за Другого как сострадательное к нему отношение, ничем не обязанное собственной свободе «Я».

Принять Другого, значит поставить под вопрос не только свое сознание, но и свою свободу. «Первой философией» для автора «Тотальности и Бесконечного», таким образом, является этика. Напомним, что в необходимости фундирования «первой философии» этическим началом был убежден также Бахтин (см. такие его работы как: «Искусство и ответственность», «К философии поступка») и другие философы-диалогисты или мыслители, руководствующиеся диалогическим принципом.

Ответственность — центральное понятие в философии диалога Левинаса. По большому счету, оно является тем первоистоком, из которого выходят все левинасовские оппозиции: будь то тотальность/бесконечность или трансцендентальное/трансцендентное, Гегез/Мессия или желание/Метафизическое желание. «Диалогизм» Левинаса можно охарактеризовать как «метафизическую этику». Невозможность отменить ответственность за другого — это «предшествующая свободе чистая пассивность <���…> Там, где я мог бы остаться зрителем, я ответственен, т. е. беру слово. Ничто больше не театр, драма больше не игра. Все серьезно» [108, с. 642]. Другой фундирует призыв к ответу и желание, провоцирует «Я» забыть о себе самом в жертву «Другому»: «уязвимость — это одержимость другим или приближение другого»; « <���…> разрыв между мной и собой. Никто не в силах оставаться внутри самого себя: человечность человека, его субъективность — это ответственность за других, человек соткан из ответственностей, и они раздирают его сущность» [109, с. 65]. Другой задает субъекту ориентир «этически-бытийственного» характера, называемый Левинасом «высью», — это то, что «устрояет бытие».

Сущее равняется на высь, вышнее означает не уничтожение бытия, но то, что «больше бытия», ощущение выси зарождается благодаря Метафизическому Желанию. Левинас утверждает, что, принимая Другого, я принимаю Всевышнего: «Другой является местом нахождения метафизической истины, необходимой для моего отношения к Б-гу. Его лицо являет нам высоту, где открывается Б-г» [45, с. 111].

В этом смысле французский философ является представителем «постсекулярной философии» (термин Ф. Блонда), которая ищет иные, новые пути к Б-гу. «След» это то, что «означивает потусторонне бытие, откуда приходит Лик», «пристанище Другого», это «третье Лицо», не вовлеченное в «биполярную игру имманентного и трансцендентного», это «пропуск в прошлое Другого», это «тойность как вся Бесконечность ускользающего от онтологии абсолютно Другого», как «начало знаковости бытия» [там же, с. 743]. Только через след показывается «явленный Б-г иудео-христианской традиции» [109, с. 318]. Благодаря «следу» осуществляется связь «Я» с трансцендентным: «быть по образу Б-жьему не значит быть иконой Б-га, но пребывать в его следе. Б-г являет себя только через след, однако идти к Б-гу не значит идти по этому следу, но идти к другим, которые удерживаются в следе тойности» [цит. по: 107, с. 743].

«Теологизм» диалогики Левинаса заявлен как «христология» «Я». «Жертвенность» и абсолютная ответственность последнего перед Другим позволяет говорить о философии Левинаса как альтернативе монологическому сознанию Гегеза, и эту альтернативу Левинас видит в Мессии. Тот, кто не замыкается в круге трансцендентального «Я», тот становится Мессией, это одна из особенностей диалогики Левинаса, условие ответственности. Статус мессианства требует «увидеть в обращении ближнего богоявленность лица» [46, с. 1097], требует умения «входить» в сферу Другого, способность воспринимать Другого как наставника, учителя. Отсюда — и принцип асимметричности интерперсональных отношений, и метафизическое желание, и своеобразная «триада»: Бесконечное — Трансцендентное — Добро.

Дискурс есть «дискурс с Б-гом, а не с равными», — утверждает Левинас: «Б-г иной, чем Другой, предшествует этической границе с другим и отличается от каждого ближнего соседа» [там же, с. 1037]. Дискурс — конъюнктура трансцендентности, место, где осуществляется встреча «Я» и «Другого». Дискурс весь пронизан трансцендентными отношениями между «Я» и «Другим», возникающими в диалогическом пространстве.

В мета-этике Левинаса понятие «дискурс» интерпретируется не в социально-лингвистическом плане, а в философическом контексте «метафизики диалога». Таким образом, в свете вышерассмотренной нами аспектологии понятия «диалог» он коррелирует не столько с понятием «дискурс», сколько с понятием «бытие-общение».