Наталья Ройтберг - В поисках Другого

Можно сделать вывод, что у Левинаса «самотождественность» «я» подвергается «разрыву» со стороны трансцендентального «Другого» как «Б-гоявленности Лика», проявляющего себя через след. Асимметричность отношений «я» -«ты» является гарантом преодоления Тотальности и выхода к Бесконечному как к пространству метафизической этики. Данные положения эксплицируются в словесном общении, в речи, которой имманентен Другой. Мыслитель выдвигает в качестве главного концепта своей диалогической философии метафору Мессии в противовес метафоре Гегеза как олицетворению монологизма.

Каковы концепции диалога в современной культуре и философии начала XXI века? Появилось ли что-то принципиально новое? Сделав небольшой «срез» идей и философских положений некоторых ученых конца ХХ-начала ХХI вв., которые близки философии диалога по своей проблематике и понятийному аппарату, мы пришли к выводу, что философия диалога в какой-то мере была трансформирована в «диалог философий», вобрав в себя и феноменологические прозрения, и герменевтические штудии, и злободневность социальной философии, и — шире — в «диалог дисциплин», отражаясь и резонируя в культурологических исследованиях, теоретико-литературных работах, психологических интерпретациях и религиозных трактатах.

И речь идет вовсе не о факультативном, безусловно присутствующем и безоговорочно принимаемом «взаимодействии» и «взаимопроникновении» (читай: «диалоге») разных наук и различных философских направлений, но скорее о сознательном апеллировании тех или иных авторов к терминам и понятиям, концептам и парадигмам, логике и базовым конструктам философии диалога.

Мы рассмотрим интерпретацию идей философии диалога ХХ в. в работах и исследованиях нескольких наиболее влиятельных современных мыслителей про-диалогического направления, таких как: Губерт Херманс (США), представляющий психологически-социальный подход; Бернхард Вальденфельс (Германия), развивающий феноменологический подход; Марк Алан Оуакнин (Франция-Израиль), автор герменевтического подхода.

Примечательно, что вышеназванные ученые применяют и активно используют не только новые термины, например, «Я-позиция» (I-position), «диалогическая самость» (dialogical self), «само-хронотоп» (self chronotope), «меж-мирье» (between-worlds), «онлайн-пребывание» (being online), «идол-текст» (idol-text) и др., но и достаточно новые идеи и концепты, такие как: «парадокс Иного» (paradox of Alien), «феноменология ответа» (responsive phenomenology), концепт «упорядоченности» (the concept of «order»), идея само-конфронтации (the idea of «self-confrontation»).

Важно подчеркнуть, что общая идея, которая объединяет как вышеназванных авторов, так и множество других менее известных диалогически ангажированных исследователей, это стремление объяснить природу диалога на разных уровнях человеческой активности: личность — личность, человек — текст, человек — техносфера, личность — культура и т. д.

Диалогическая теория Губерта Херманса (A Dialogical Self Theory) обозначена им самим как «теория-посредник» («bridging theory») [111, c. 4].

Центральная идея этой теории — идея о Я-позиции (I-position). Диалогическая самость определена как «динамичное множество относительно независимых Я-позиций в пространстве разума» («dynamic multiplicity of relatively autonomous I-positions in the landscape of the mind») (перевод мой — Н.Р.) [112, c. 215]. Главное положение теории заключается в том, что множественность самости (self-multiplicity) детерминирована положением о Я-позициях и динамичными отношениями между ними. Диалог рассматривается как ключевая характеристика самости. Теоретической базой теории Губерта Херманса о диалогической самости послужили работы Уильяма Джеймса, согласно которым Я относится к субъект-позиции, прерогативе первого лица, с точки зрения которого воспринимаются, осмысливаются и оцениваются мир и самость.

Диалогическая концептуализация самости по Джеймсу нуждается в разграничении понятий Я (I) и Меня (Me). Это разделение означает, что Я представляет себя самого как знающего («self-as-knower»), тогда как Меня символизирует себя самого как познаваемое («self-as-known»), которое осознается и принимается объективным агентом Я. Другими словами, Я как субъект воспринимает Я как объект (Меня).

Понятие позиции созвучно с положениями диалогического подхода Михаила Бахтина, подчеркивающего пространственную природу самости.

Самость всега находится где-то, локализуясь по отношению к другим позициям внутри или снаружи и устанавливая опредленного рода отношения с каждой из этих позиций. Другой обладает модусом существования, который может быть отделен от самости, но в то же время другой является частью самости, в виде «другой-во-мне» (the-other-in-the-self), или, как это поясняет сам Херманс: «Я колеблется между различными и даже противоположными позициями, но имеет способность наделять каждую из них голосом так, чтобы между ними были установлены диалогические отношения» («The I fluctuate among different and even opposed positions, and has the capacity to endow each position with the voice so that dialogical relations between positions can be establish» (перевод мой — Н.Р.) [113, с. 393]).

Это положение согласуется как с теорией У. Джеймса (другой как часть внешней самости), так и с теорией диалога Бахтина (другой как иной я, при условии, что другой занимает субъект-позицию во внешней самости), и учением Бубера (Я и Ты как непреложная пара, предполагающая, что как компоненты они сущностно принадлежат друг другу и любое разделение и возможность существования в форме изолированных самостей категорически отрицается).

В интерпретации Херманса это звучит следующим образом: «Коммуникация существует только в силу взаимозаменяемости перспектив» («Communication exists only by virtue of the interchangeability of perspectives» (перевод мой — Н.Р.) 114, с. 75]). Теория Херманса имеет ряд недостатков. Так, например, ее критикуют за отсутствие основательной эмпирической подосновы, а также за то, что объяснения многих положений зачастую ограничены диалогическими отношениями, в то время как процессы и механизмы другого рода игнорируются. Помимо этого, многие исследователи считают, что теория диалогической самости все еще нуждается в доработке, поскольку метафора диалога очень притягательна сама по себе и может быть проработана в разных перспективах. Некоторые считают ее несамодостаточной в силу научного эклектизма.

Для Бернхарда Вальденфельса и платонический идеал диалога как «вариант монолога, где сублимированию (трансформации) в телос оказывается предпочтение перед опасностью релятивизации и разобщенности», и модель диалога Канта как «аргументация перед беспристрастными суждениями разума» ущербны: так же, как унифицированный классический телос не может осознать или исчерпать космическое целое, современная концепция «заземления закона» не может быть частью собственной системы правил»: «the Platonic ideal of dialogue as a version of soliloquy, where sublimation into a shared telos is given primacy over the danger of relativizing disjunction, and a Kant’s model of dialogue as argumentation before an impartial judge «tribunal of reason» are flawed: just as the unified classical telos cannot comprehend or exhaust the cosmic whole, the modern conception of a «grounding law» cannot be part of its own rule system» (перевод мой — Н.Р.) [115, c. 141].