Эдвард Бэнфилд - Моральные основы отсталого общества

То же самое относится и к священникам. Только проучившись еще семь лет после окончания начальной школы, мальчик может продолжить образование за счет Церкви. То есть на священника могут выучиться только те, у кого достаточно денег, чтобы стать учителем; это ставит заслон на пути детей из низших классов, которые хотят попасть в семинарию только ради образования. Ряды священства пополняются за счет слоя, которому хватает средств на обучение детей в средней школе, но не на то, чтобы выучить их на врачей или адвокатов. Церковная карьера прочно ассоциируется с этой социальной группой; мальчики из высших классов в священники не стремятся.

Крайне редко крестьянскому сыну удается приобрести интеллектуальную профессию. Примером может служить такая история: бедный крестьянин умер от полученных на войне увечий, оставив вдове маленькую пенсию и участок земли. Несмотря на то что сама она была неграмотна, вдова решила во что бы то ни стало дать образование двум сыновьям. Старший стал учителем и помогал младшему, пока тот учился в школе. Потом вдова постепенно по частям продавала свою землю, чтобы дать младшему сыну возможность окончить медицинский факультет в Болонье. Сейчас к обоим братьям, один из которых мэр-коммунист в городке Бассо, крестьяне и ремесленники обращаются «дон», а другие специалисты, по меньшей мере в наиболее важных отношениях, признают их за равных [33] В 1950–1955 годах 62 мальчика и девочки из Монтеграно окончили больше пяти классов, то есть по меньшей мере на год уезжали из коммуны, чтобы продолжить учебу. 7 из них – из семей специалистов и землевладельцев, 19 – служащих, 9 – коммерсантов, 14 – ремесленников, 5 – крестьян, имеющих свою землю, 8 – сельскохозяйственных работников. Четверо детей крестьян и работников позже получили религиозное образование, которое стоит недорого; у четверых матери получали пенсии за погибших на войне мужей; троим помогали братья, полицейские или тюремные надзиратели, служащие в городах, где есть средние школы; одного содержала мать, горничная в Неаполе. Из 62 детей девочек было 16, все – из высшего класса. .

И тем не менее печать социального происхождения остается с крестьянином навсегда. Так, инженер, сын обедневшего мелкого землевладельца, признался нам, что ему бы очень не понравилось, если бы его невесту пригласил на танец человек из низов. «Я социалист и все прекрасно понимаю, – сказал он. – Но считать крестьян ровней у меня не получается. Мне бы очень не понравилось, если бы мою невесту пригласил крестьянский сын… даже если бы он был образован лучше меня. Для нас он все равно крестьянин».

При нынешних темпах экономического развития южной Италии даже для того, чтобы просто сохранить имеющийся имущественный и социальный статус, семье необходимо все больше и больше инвестировать в детей. Многие представители низших классов осознают, что, не получив много лучших стартовых позиций, чем пять или десять лет назад, их дети неизбежно окажутся среди проигравших. Некоторые из них понимают, что в наши дни факт жительства в Монтеграно сильнее, чем прежде, мешает добиться успеха. Раньше, например, в карабинеры брали с пятью классами образования. Теперь, когда, чтобы стать карабинером, надо учиться восемь лет – три из них не дома, а где-то еще, – этот путь открыт лишь для немногих.

Видя эти перемены, большинство супружеских пар из низшего класса предпринимают попытки ограничить размер своей семьи. В идеальной семье, говорят они, должно быть двое детей: если ребенок один, то «семья не настоящая», если больше двух, им не создать приличных стартовых условий. Высшие классы, столкнувшиеся с той же проблемой, стали применять этот подход поколение или два назад.

Когда житель Монтеграно из благородных покупает на площади дыню или корзинку помидоров, он молча вручает ее любому оказавшемуся поблизости знакомому крестьянину – не важно, мальчишке, женщине или мужчине – и тот послушно, будто по-другому и быть не может, относит покупку к нему до мой. Мысли о том, что за услугу можно было бы заплатить, не возникает ни у той, ни у другой стороны. Крестьянин хочет быть вежливым и дружелюбным (civile), твердо зная, что когда-нибудь господин может оказать ему милость или причинить вред. (Ни один крестьянин, даже если он ничего не имеет против Церкви, пальцем не шевельнет, чтобы помочь монахине, несущей тяжелую поклажу вверх по склону в сиротский приют. Монахини принадлежат к высшему классу, но не имеют возможности ни оказать крестьянину милости, ни причинить вреда. Священники, разумеется, могут и то и другое, поэтому им крестьяне помогают.)

Двадцать лет назад благородный господин запросто просил крестьянина бесплатно наколоть ему на зиму дров. Даже и в наши дни, если кому-то из господ нужен осел, он рассчитывает, что ему его бесплатно одолжит «друг» из крестьян; при этом с ослом обычно является или сам крестьянин, или кто-нибудь из его семьи – если, доверенный слуге господина, осел получит увечье, никто его хозяину за это не заплатит.

Когда сборщику налогов нужно собрать урожай винограда, он посылает на свой виноградник двух или трех крестьян. За целый день работы он выдает каждому два или три фунта винограда. При этом крестьяне не думают, что в случае отказа сборщик насчитает им больше налогов, просто им кажется, что с ним лучше не ссориться.

На Рождество крестьянин, живущий при своем хозяйстве за пределами городка, приносит петуха или корзину яиц двум или трем господам, которых числит своими «друзьями». Один из них может приходиться ему крестным (в таком случае крестьянин дарит ему петуха еще и на именины); другой, возможно, когда-то написал письмо для него или для его отца; третий время от времени дает работу. Благородный господин ничего в ответ крестьянину не дарит; он принимает подарок потому, что у крестьян есть милый обычай одаривать господ.

Подарки крестьян имеют материальную ценность. Но вручение подарка имеет также и важное символическое значение. Просто так прийти в гости к благородному господину крестьянину неловко. Но когда крестьянка приносит хозяйке дома корзинку яиц, она создает повод для визита и тем самым обеспечивает возможность дружеской беседы. Подарок, ясно указывая на неравенство сторон, позволяет им поддерживать отношения друг с другом.

Хотя крестьянин в меньшей степени, чем благородный господин, склонен умалять материальную ценность своих подарков, символический смысл дарения он также осознаёт. Но в наши дни не всем крестьянам нравится за свой же счет получать ритуальное подтверждение собственного зависимого положения. Так, например, одна крестьянская женщина заметила раздраженно: