Сергей Морозов - Цивилизация, машины, специалисты. Человейник. Инсектоиды

Базовой основой любого общества, любого общественного понимания являются универсальные элементы, встроенные в человека. Но чтобы эта система не плыла, чтобы не было смыслового дрейфа, она еще и усиливается культурными структурами, где каждому явлению дается значение в нескольких системах координат (кроме универсальных элементов и в дополнение к ним). Эти системы — мораль, религия, язык (контекст языка и далее закона), культурные (национальные) традиции. Оно поддерживают друг друга перекрестно, через точки пересечений. Подобно укрепляют вертикальные столбы, прибивая к ним диагональные балки. Если, например, религия и культурные традиции развалятся, то язык и мораль начнут плавать в смысловом значении, и система начнет разрушаться дальше, глубже, к фундаменту — развалится мораль. Останется только язык, который каждый будет толковать по-своему. А если язык получится толковать по-своему, то и закон тоже каждый будет толковать по своему, а реализовываться он будет с позиции силы: кто сильнее, того толкование (лукавство) и работает. Лукавство — это по форме правильно, а по сути издевательство. © Ленин . Доля лукавства, которое более не сдерживается, растет, и жизнь определяется в первую очередь лукавством, которое имеет гораздо больше значение, чем закон.

Одновременно, когда все постепенно утрачивается, возникает пустота. А в этой пустоте периодически расцветают всевозможные карго-культы. Так что даже наличие стержней не является гарантией выживание национальной системы; но развиваться она может только при наличии этих стержней. И, конечно, культура, скрепляющая эту конструкцию, должна вдоль этих стержней произрастать, должна им соответствовать, а не быть произвольно взятой из другого временного контекста или другой цивилизации.

Есть правило: жизнь должна продолжаться, развиваясь, приобретая новые качества и количества во всех направлениях, экспансируя в новые пространства. А почему? А нипочему, это базовое, животное направление, не обсуждается в здоровых обществах. Это машинная-животная часть человека, её можно и нужно обуздывать, но ее нужно беречь, потому что без неё человека уже не будет. Само появление вопроса означает, что с обществом произошел поворот не туда, в сторону от жизни.

«Дети нужны для поддержки в старости… или и т. д. и т. п.» В биологически здоровом обществе такие рационализации не нужны и такой вопрос не может быть поставлен. Поскольку дети — это полностью естественное, настолько естественное и биологическое, что сам факт постановки вопроса неверен. Вопрос не должен ни возникать, ни ставиться, ни рассматриваться. Иногда животное восприятие вещей — именно верное. Х ради Х означает тавтологию и далее спектакль. Случай с продолжением жизни — исключение.

Дискурс смысла тоже должен иметь рамки. Продолжение жизни, которое не обсуждается — это та же рамка. Хотя рамкой вполне может быть уход от материальной или иллюзорной стороны жизни. Но это уже будет другой дискурс. Буддистский, например.

«Общество» в виде клана и племени — это изначальная человеческая социальная единица; все человеческие формы взаимодействия построены на нем. (Конечно, это натяжка, племя — это не общество, это племя, это биологическая база (рука) для культурного феномена — общества (перчатки)). Племенные базы ограничены в разнообразии, а общества на их базе могут быть самыми разными — вплоть до того, что общества могут быть не на базе племени. Эта разность общественных возможностей позволяет раскрыть потенциал для разных адаптаций. Через общество проходит всё основное человеческое, человек — существо общественное и далее — социальное. И в качестве человека — человек не сам по себе, а общественный. Общество — его среда. Общество — первичная среда, а не саванна и не город. И мир сражающихся групп — тоже его среда.

Животные процессы идут, они и должны идти; над ними возникает человеческая надстройка — культура.

Общество характеризуется культурой; у него много параметров, нужных для общего здоровья, но они нужны всем обществам, и каждое характеризуется культурой. Чем больше человеческого накапливается, тем больше человеческое становится равным культурному. Без культурного содержания жизнь становится или звериной, или скотской. Но никак не человеческой. Конечно, только культурного недостаточно, это всё-таки надстройка.

Механическое может включать в себя культурные моменты как видимость и обман — но эти моменты только кажутся культурными, это как обезьяну можно выдрессировать, чтобы она имитировала молитву, например. Или еще проще — крутила молитвенный барабан. Такая молитва не будет культурным явлением, поскольку в ней нет осознания. Именно по линии осознания культурных элементов можно провести границу культуры и ее механической имитации.

Механическое противоположно осознаваемому. С разумным гораздо сложнее, поскольку трудно провести границу разума человека и машины.

Институт — это обычай, учреждение, а может быть учреждение с обычаями. Или группа с традициями, не обязательно оформленная, или сама традиция функционирования группы. Институт брака. Институт власти. Институт чести. Институт наследования рабочих мест, например.

Институты по сути своей являются феноменами культурными. Они росли и выросли, и поскольку это так, они стали в той или иной степени традиционными. И одновременно они являются программами-алгоритмами.

Группы людей (как и отдельные люди) могут быть машинами настолько, насколько они исполняют программы. И если группа только исполняет программу, то она является машиной. Альтернатива — исполнение свободной воли людей. Да хотя бы одного человека в группе.

Институты оформляют группы людей. Люди оформляются в институты. Общество состоит из институтов — и из обычаев-традиций, и из учреждений — не обязательно формальных. Неформальные учреждения играют обычно даже более важные роли.

То, что работает по программе, является машиной. Институт вполне может работать по программе. И в виде программы-обычая, и в виде программы-регламента-учреждения. Институт и сам может быть программой — для группы людей, например.

Цивилизация у Шпенглера делится по времени на две части — живую культуру и умирающую цивилизацию. График вверх и график вниз. Но жизнь любого института тоже может быть разделена на те же самые живую культуру и умирающую цивилизацию. В жизни института программы сначала создаются, а потом стабилизируются и накапливаются. Эти программы являются структурами. Эти структуры сначала работают на повышение эффективности, обеспечивая новые свободы, на первой стадии; а на второй рост их количества начинает ограничивать свободы внутри структуры. Относительно молодой институт может провести реформацию; но с тем, как он стареет, избавиться от старых программ становится все сложнее. Система окончательно лишается свободы и костенеет. Кстати, всё как и у человека. Да и «старого пса не научить новым трюкам», © народное .