Сергей Морозов - Цивилизация, машины, специалисты. Человейник. Инсектоиды

Первая стадия мандаринского управления — это комиссары, политические представители власти в структурах. Комиссары — это первые универсальные руководители, пока еще только политические. Мандаризм объединяет в себе все формальные элементы от всех возможных систем общественного устройства. За всё хорошее — против всего плохого. Естественно, на формальном уровне, при утрате уровня содержания и смыслов. Мандаризм строится на эффективности и функциональности собственно бытия, у него есть только сущее и нет должного, и все высокое — мораль, идеологию, религию, да и по возможности собственно культуру — он отвергает, превращая их оставшиеся элементы в законы.

Мандаризм может иметь коммунистическую шкуру; но при этом коммунисты будут сидеть в тюрьмах, а на должностях коммунистов будут функциональные эффективные бюрократы: серые мышки, люди-никто.

Репрессии при мандаризме жестоки и случайны, поскольку никто толком не знает, кого и за что репрессировать. Основная проблема репрессий — даже когда хочется кого-то репрессировать, собственно достойных людей не находится, вся масса однородна. Но обычно даже не хочется, хотения остаются в прошлом, просто какие-то ржавые древние механизмы выдают заказы на репрессии. И еще потому, что с пониманием причинно-следственных связей проблема, а здесь эти связи еще и запутаны. Если процессы вдруг запускаются, то они тянутся долго, чтобы можно было все варианты и последствия просмотреть и сбалансировать.

Мандаризм — система управления страной и населением и государственный строй и… необщественный строй. Мандаризм не может быть общественным строем, потому что отрицает общество. Мандаризм идет в истории параллельно с необществом, они не следуют друг из друга, они имеют общие предпосылки. Государство занимает место общества, протекая в пустое место, где оно было, поскольку общество к этому моменту умирает — что является предпосылкой возникновения мандаризма. Закон заменяет мораль, и мораль принимает оформление в виде закона. Смерть общества предполагает смерть нации и наличие массы, и отсутствие реальных классов, обладающих классовым самосознанием.

Движитель всего социального и политического — это стремление привести сущее к должному. Но в массовом необществе сущее рассматривается как должное. Так что двигаться некуда. Если только какие детали сделать получше. Мандаризм — это бесконечный ремонт.

При том, что отдельные страны находятся в режиме мандаризма, грядет мировой мандаризм, что приведет к некоторому распределению его особенностей по разным странам, и наблюдать его в чистом виде будет затруднительно.

Мандаризм — это слияние регулирования и распределения социализма и отчуждение труда капитализма. Это слияние всех мерзостей социализма и капитализма, поскольку времена поздние, вырожденные, и мерзостей очень много. Это издевательство над живой природой человека.

По совокупности своих элементов мандаризм — это режим людей, превратившихся и превращенных в насекомых.

Родоплеменное бытие как было основным в плане популярности 100 000 лет назад, так и осталось сегодня. Бытие национальное — это исключение, требующее очень больших затрат энергии. Поэтому бытие национальное невозможно поддерживать хотя бы относительно долго. Иное дело, что нации определяют вид человечества, что создает иллюзию, что человечество в основном пребывает в состоянии национального бытия. Реально эти национальные структуры непрочные и ничтожно малочисленные — хотя и определяют историю. Нации — это периодически возникающие надстройки над племенным бытием; они определяют мир, они загоняют племенное в тень, но только пока они есть. И в оболочках наций выявляется то же самое родоплеменное бытие, которое рано или поздно, а обычно рано, теряет национальную оболочку. Что в начале — то и в конце; сначала клан провозглашает свою власть и вокруг него создается нация — сначала аристократическая. Монархическая система — она ведь кланово-племенная. В конце нация рассыпается и остаются кланы — но уже не те, не первые.

В правильном мире общество или племя стоит над государством, а обществом или племенем руководят люди. Когда общество или племя умирает, государство начинает работать по унаследованной программе, как робот, программу которому поменять забыли.

Чем больше структура, тем проще люди могут ей управлять; цивилизация, как структура максимальная, вообще никогда не подвергалась управлению, действуя всегда по собственной программе строительства человейника. Большие государственные системы, империи, при прочих равных управляемы гораздо меньше, чем небольшие государства. На поздних стадиях, при накопленной инерции, ручное управление в больших системах вообще отключается — из-за невозможности такового.

Группа «государство» и группа «власть над государством, владельцы государства» — это пересекающиеся группы, в государственных структурах сидят реальные владельцы государства. Но эти же реальные владельцы сидят там не все, многие могут там не сидеть, а заниматься другими делами. Реальные владельцы, «собственно власть», «сама власть» — это кланы, объединенные в племена. Исключения — когда правящих племен нет — случаются только во времена национальных революций, тогда действительно могут править общества нации. Это в первом видимом приближении.

Но самый главный владелец позднего государства — это программа. Если присмотреться, то правящие кланы государством не управляют. Правящие кланы на государстве паразитируют. Причем паразитируют неэффективно, поскольку государством на самом деле не управляют, оно управляется программой. Могут принять только какой-нибудь дурацкий закон — именно дурацкий, поскольку серьезный закон может повлиять на собственно большую машину, что нельзя и страшно.

Кланы — это в основном потомки людей с повышенным социальным интеллектом, и при оценке их действий это нужно учитывать. После того, как нации умирают, кланы снова вылезают на свет и берут ресурсы под контроль. Люди кланов уже не обладают талантами людей, которые власть когда-то захватили. Люди кланов — это наследники, и особым социальным интеллектом они тоже не обладают, это сложное качество, которое редко передается по наследству.

Есть кланы и есть попавшая им в руки государственная машина. Кланы не понимают толком, как эта машина работает. По сути своей она работает в убыток, но менять в ней что-то невозможно: непонятно, что это вообще есть. И этот порядок по мере возможности консервируется. Например, масса-необщество деградировала до права силы, а государство по-прежнему формально руководствуется какими-то прогрессивными общественными принципами, а реально никто уже не понимает, что это за принципы и как и почему они должны работать, но всё равно их продвигают.