Сергей Морозов - Цивилизация, машины, специалисты. Человейник. Инсектоиды

Цезаризм — бесформенный способ управления, где значима лишь всецело персональная власть, которой в силу своих способностей пользуется Цезарь или кто угодно другой на его месте. Все учреждения не имеют ни смысла, ни веса…. Выборы вырождаются в комедию. Деньги организуют весь их ход.

В массовом обществе не может быть персоны как таковой. Поэтому с «персональной властью» возникают проблемы. «Цезаризм» можно отнести к поздней цивилизации, но не к самому её концу. К Цезарю, а не к Гелиогабалу. При тоталитаризме даже не «власть ради власти». Это власть ради инерции, потому что так надо, а кому надо — не известно, поскольку давно утрачено. Власть приходится держать, даже если не хочется этого делать, потому что иначе затопчут. Это скорее не власть ради власти, а бег ради бега. А выйти в отставку и выращивать капусту — это вообще недосягаемый идеал.

Делай что должно , а зачем — это слишком сложно. Поэтому делается то, что было, т. е. происходит следование инерции. Поскольку «ради инерции» — то процесс управления становится все более и более машинным. Мандаризм произрастает в среде, где существует подавляющая сила инерции структур, и любая воля с этой силой сталкивается. Власть имущие безусловно существуют, но власть их сильно ограничена их же структурами.

Шпенглер не имел хорошего представления о тоталитаризме. И о Китае тоже не имел.

Теоретически тоталитаризм должен быть последней стадией системы. В замкнутой системе так и было бы. Но умирающая система ослабевает, и подвергается внешним воздействиям и реакциям на них. Эти воздействия требуют свободы действий, и тоталитаризм просто не получается.

Мандаризм — это совокупность технологий управления и далее система организации жизни.

Финальный строй всех систем — мандаринство, или мандаризм, по имени китайских универсальных управленцев — мандаринов. (Португальцы не могли различать китайских чиновников, и придумали для них это слово). До этого уровня страны доходили очень редко — или они сами рушились, или их завоевывали. А в Китае эта система реализовывалась многократно, и её элементы даже иногда специально восстанавливались. В Китае эта система стала культурой. Так вышло, поскольку Китай с одной стороны слишком большой, а с другой — разваливаться ему в общем некуда, он разваливался в себя и быстро восстанавливался. Поэтому путь исторической судьбы он мог проходить до конца и проходил несколько раз.

Всякий раз, когда территория проходит через период мандаризма, создается традиция мандаризма, он становится более традиционным, и каждый следующий раз мандаризм устанавливается быстрее благодаря этой накопленной традиции. Первый крестьянский император Китая смеялся над традициями двора, но традиции оказались сильнее. Уродец-режим Мао впал в мандаризм фактически сразу.

Мандаризм может быть реализован при вариантах авторитаризма и тоталитаризма. После кризиса жесткого тоталитаризма обычно запускается режим некоторой свободы, который не удерживается и опять пытается свалиться в тоталитаризм, но из-за внешних факторов это не всегда получается. Эти колебания больше-меньше свободы, когда её мало, и регулируются мандаринским режимом.

Для обеспечения свобод используются технологии управляемого хаоса, когда, например, преступность управляемо поддерживается органами власти, а существует она для обеспечения потребностей высших руководителей. Деньги есть инструмент свободы; при первом, исторически забегающем вперед тоталитаризме значение денег снижается, но потом они возвращаются, вливаясь с властью до неразделимости.

В мандаризме сливаются социализм как регулирование и распределение, тоталитаризм как политическая система, бюрократическая государственная машина как инерционный механизм и властвующий субъект. Стадия нации должна быть пройдена, должна быть стадия массы.

Мандаризм есть система организации государства и населения через множество управленцев (людей, специализированных на управлении, иногда бюрократов), служащих мегаструктуре-она-же-идея, где формально на первое место поставлены функциональность (в том числе бюрократии) и эффективность (поддержания существующей системы).

Мандаризм есть система организации жизни, где управленцы (множество, но не единство) как специалисты управляют всеми прочими специалистами, теоретически руководствуясь идеей всеобщего блага и поддержания (существующего) порядка.

Капиталистическая система характеризуется эксплуатацией, которую можно представить как отчуждение прибавочной стоимости. Мандаринская система характеризуется распределением. Это значит, что прибавочная стоимость еще до создания распределена, более, еще до создания придумана в нужном месте, и в таком случае вообще сложно говорить о прибавочной стоимости как таковой. Кстати, через распределение мандаризм ближе к социализму.

Мандаризм — это функциональность ради эффективности и эффективность ради функциональности. Это максимальная машинизация всех аспектов жизни, большая, чем при тоталитаризме, и упрощенная относительно тоталитаризма.

Мандаризм — это высшая и последняя стадия социализма, что теоретически равно коммунизму. Мандаризм возникает во всех поздних системах, но чаще всего при втором поколении людей тоталитаризма.

Часто задается вопрос о будущем: корпорации или государство? Киберпанк или тоталитаризм? В мандаризме — всё одно единое, все слито вместе, корпорации встроены в единую государственную систему, киберпанк встроен в тоталитаризм как дно, как одна из тюремных зон.

Капиталистические боссы и собственники теряют отличительные черты ответственных агентов и приобретают функции бюрократов в корпоративной машине. Внутри обширной иерархии исполнительных и управляющих советов, значительно переросших индивидуальную форму управления в формах научной лаборатории и исследовательского института, правительства государства и национальной цели, осязаемые источники эксплуатации исчезают за фасадом объективной рациональности. Ненависть и фрустрация лишились своих специфических объектов, а воспроизводство неравенства и рабства скрыл технологический покров… Новыми чертами являются всепобеждающая рациональность в этом иррациональном предприятии и глубина преформирования инстинктивных побуждений и стремлений, скрывающая разницу между ложным и истинным сознанием. Ибо в действительности ни предпочтение административных форм контроля физическим (голод, личная зависимость, сила), ни изменение характера тяжелого труда, ни уподобление профессиональных групп, ни выравнивание возможностей в сфере потребления не компенсируют того факта, что решения по вопросам жизни и смерти, личной и национальной безопасности являются областью, в которую индивиду нет доступа… Это и есть чистая форма рабства: существование в качестве инструмента, вещи. И то, что вещь одушевлена и сама выбирает свою материальную и интеллектуальную пищу, то, что она не чувствует себя вещью, то, что она привлекательна и подвижна, не отменяет сути такого способа существования. И наоборот, по мере того как овеществление стремится стать тоталитарным в силу своей технологической формы, сами организаторы и администраторы обнаруживают все большую зависимость от механизмов, которые они организуют и которыми управляют. В этой взаимной зависимости уже не осталось ничего от диалектического отношения между Господином и Слугой, которое было разрушено в борьбе за взаимное признание; это скорее порочный круг, в который заключены и Господин, и Слуга.