Сергей Морозов - Цивилизация, машины, специалисты. Человейник. Инсектоиды

Многие люди думают, что убрав паразитов, можно будет организовать жизнь в лучшем виде, более естественным образом. Но увы, исторически закономерны как раз паразиты, а не их ликвидация. Это значит, что убрать их не получится. И жизнь организовать тоже. Поздняя жизнь в таком виде как раз естественна. А идея убрать паразитов идет как инерция из старого, здорового мира, которого больше нет, и в котором паразитов можно было периодически убирать.

Корпоративно-клановая система — система кланов, играющих по внутренним правилам и контролирующих ресурсы страны, живет в государстве-системе, таком программно-аппаратном комплексе, который похож на скалу; в её щелях живут люди и кланы корпоративно-клановой системы, и из них они контролируют ресурсные потоки и захватывают ресурсы.

Государство есть инструмент господствующего класса, сословия, банды, племени или нации. У позднего государства это трудно представить, но когда князь с дружиной государство создает, всю вторичность и инструментальность государства относительно князя с дружиной замечательно видно. Сложный инструмент можно назвать машиной. Эта машина запускается и выводится на автоматический режим через «так принято», «так надо». Далее она вроде-бы отдает приказы людям-деталям, и так функционирует. Но отдает приказы на самом деле не она, это старые, когда-то отданные кем-то приказы концентрируются в сознании людей, обрабатываются и усредняются этими людьми, и потом транслируются наверх машины, откуда они снова транслируются на людей-деталей в качестве приказов. По сути приказы себе самим отдает масса подчиненных, но при этом эта масса не понимает и не может понять, что это она отдает приказы себе же. При этом господствующий класс может и смениться, и вообще исчезнуть — машина все равно будет работать по инерции, поскольку это прописано в ее отдельных программах, которые исполняют отдельные люди (как у муравьев). В позднем государстве «князь с дружиной» утрачены. Они могут быть формально, но как части-детали большой системы, а не как источники воли. Большая система-государство по отношению к ним уже первична, а не вторична, как в начале.

Кто тогда осуществляет власть? Легко выясняется, кто выгодополучатель от власти — тот, у кого больше дивидендов. Так же можно вычислить выгодополучателя — паразита на власти. Но команды системе никто не отдает. Команда в системе созревает как рациональное решение, и тогда осуществляется — возможно, что через вершину системной иерархии. Но это множество не может осуществлять власть. Выходит, власть осуществляется только инерцией системы. А у выгодополучаетелей есть свой, отдельный паразитический контур, через который их выгоды и организуются. Но это отдельная паразитическая система.

Выгодополучатель от своего положения, от своей должности не обязательно обладает какой-то свободой управления. Бывает, что он может только удерживать свою должность и получать определенную выгоду, но не больше.

Государство есть инструмент группы лиц для исполнения своей воли.

Государство как инструмент попадает в категорию средств. А его владельцы становятся целью.

Средство всегда вторично. Этатизм ставит государство на первое место, провозглашает его целью. Выходит, что этатизм — идея кривая. Средство не может быть первичным.

Государство создается для целей. И эти цели задают его инерцию, государство — система подчиняющаяся инерции и система наследующая системе-создателю. Например, если государство создавалось для охраны городов, то в его действиях всегда будет охрана городов, даже не нужных, даже враждебных; а если создавалось для разбоя — всегда будут элементы — нет, не разбоя, а инструментов разбоя. До конца инерцию никогда не вытравить, даже если инерция не нужна.

Как возникает и работает большая машина государства? Есть общие правила, например «оптом дешевле». От них идет набор правил следующего порядка, например, «деньги — к деньгам, вши — ко вшам». И далее — далее — далее. Когда вся совокупность этих правил работает, это и создает большую машину. Она, машина, из исполнения правил-программ и состоит. Живые сообщества могут препятствовать правилам и регулировать жизнь в интересах жизни. А если таких нет, то все правила машинно исполняются.

Государство, как средство и инструмент, может быть машиной. Когда государство теряет способных управлять владельцев, оно становится инерционной машиной, выполняющей заложенную когда-то программу, которая уже никому и не нужна, но которую некому заменить и невозможно заменить. И, бывает, инерционная машина остатки бывших владельцев перемалывает. Средство, которое может быть машиной, тем более не может быть первичным. Впрочем, такое может быть — но только в последние времена системы.

Сначала «Государство — это я». Потом государство из машины подконтрольной склонно превращаться в машину контролирующую.

«Я хочу сделать так» заменяется на «я вынужден сделать так». Это разница между волей и принуждением, то есть неволей.

Когда общество (сословие, класс) умирает, его функции — поддержка культуры, и в частности литературы — переходят к государству. Общество, конкретные люди перестают платить за книги и представления; но государство платит. (Технологии вмешательства порождают таких уродцев, как министерство культуры и войны культработников за финансирование.) Эта ситуация и создает иллюзию, что государство первично и оно определяет и культуру, и даже нацию. Но это иллюзия искажения времени. Сам факт постановки идеи в этатистском ключе говорит о том, что общество заканчивается, а культура, которая поддерживается государством, близка и завершению и еще ранее — к исчерпанию. Её единственный шанс — появление нового класса, как при кризисе аристократии её культура была унаследована буржуазией.

Государство со временем заменяет умирающее-исчезающее общество. Промежуточная стадия в этом процессе — партия из однопартийной системы.

Старые системы приходят к тоталитаризму. Сначала эти тоталитарные системы имеют некоторые унаследованные национальные особенности. А далее все особенности начинают исчезать.

Любой чиновник занимается регулированием и распределением при любом общественном строе. Но регулирование и распределение — это признаки социализма. Выходит, что «социализм» может быть при любом строе; вопрос только в количестве, и насколько количество переходит в качество. Случается он не в большой системе страны, а в подсистемах, начиная с военного производства. Но у составляющих социализма есть еще особенность — поскольку они эффективны и неизбежны, они распространяются и на систему.