Сергей Морозов - Цивилизация, машины, специалисты. Человейник. Инсектоиды

Универсальные люди с универсальным интеллектом друг друга обычно понимают, и унификация им не нужна; через общий-универсальный интеллект они и без того достаточно унифицированы, как минимум достаточно, чтобы понимать друг друга. Изначальная причина унификации — слишком разные люди. Процесс унификации запускается еще на ранней стадии, в процессе незавершенного формирования нации — чтобы добавить в нацию больше людей и сделать ее больше и сильнее. А сами разные люди появляются чисто как специалисты; специалистов и приходится унифицировать как людей.

Далее начинает расти вариабельность наций, и, следовательно, растет разброс параметров. Руководители этих наций чувствуют, что разброс параметров становится слишком большим, и из соображений общественного блага вводят дальнейшие унификацию и стандартизацию людей, чтобы люди друг друга понимали и нация не развалилась. Процесс набирает инерцию; потом он не может быть остановлен, но об этом сначала не думают.

Людям стараются давать одни и тот же минимум знаний, чтобы они лучше друг друга понимали. Сначала унификация проводится успешно; это и уровень синхронизации языка, и уровень поведения, и уровень начальной научной информации. Но далее унификация поднимается на следующий уровень сложности, где сами унификаторы уже не могут понять унифицируемое — потому что они тоже люди своего времени и люди оригинальные. Унификация начинает где-то не срабатывать, а где-то идти не туда, не в те области, которых они нужна и возможна; процесс выходит из-под контроля, возникает программа, которая задает направления. А если в процессе унификации допускается ошибка — а на сложном уровне она всегда допускается — это вызывает понимание этой ошибки массой и ведет к сопротивлению унификации. А в самом конце процесса люди становятся еще более разными, что перестают понимать саму информацию унификации, процесс увеличения разброса продолжается. Бесполезность унификации уже начинает пониматься всеми — на уровне заявлений, но остановить ее не получается. Не получается, потому что уже получается масса, а в массе уровень понимания стремится к нулю, а унификация проводится уже самой массой на уровень массы, так что вопрос направлений унификации пропадает.

Как инерционный процесс, как остаточная программа унификация сохраняется и проводится уже не волей, а инерционно, и непонятно, кто её проводит. Процесс унификации теряет изначальный смысл и становится машинным, ориентированным на самоценность унификации; как и любой процесс.

Массовое общество — общество притирки и усреднения, поскольку все смотрят на всех, масса на массу; причем усреднения каждый раз на уровне ниже предыдущего — вследствие линейных хронических деградации и дегенерации.

Универсальное человеческое, которое было изначальным, сначала утрачивается с ростом специализации-вариабельности, а потом возвращается на уровне ниже в в виде универсального-унифицированного-массового. Соответственно еще и одномерного. Заодно выкидывается множественная иерархичность, кроме единственной иерархии деньги-власть-потребление, определяющей одномерность.

Первые специальные люди, первое их условное поколение не сильно отрываются-отличаются от универсальных людей и потому все понимают друг друга.

Для дальнейшего понимания специальных людей нужно множество универсальных людей. Два разных специальных человека друг друга не поймут, поскольку особенности у каждого свои, и поэтому множество универсальных людей служат множеством переводчиков для специальных людей.

С тем, как особенности увеличиваются, появляется необходимость в переводчиках, которые бы обеспечивали, чтобы универсальные люди понимали людей специальных. Число переводчиков возрастает многократно.

С тем, как особенности увеличиваются далее, возникает необходимость в многоступенчатом переводе, что оказывается невозможно обеспечить. Масса имеет низкий интеллектуальный потенциал даже для того, чтобы понять хотя бы первых специальных людей. А понимать через перевод оторвавшихся от массы специалистов, еще и со своей ушедшей в специализацию терминологией, и еще со своими психическими особенностями понимания — это невозможно. (Пример — современная философия.) И сами переводчики становятся настолько специалистами, что и их самих приходится переводить. Понимать становится невозможно и для массы, и для других специалистов, и для специалистов по общим вопросам, и в финале — для специалистов по тому же самому вопросу.

Сначала, в средние времена, ставится задача: «Это надо перевести на человеческий язык». А потом, ближе к концу, появляется контр-вопрос: «На какой именно человеческий язык?»

В самом конце уже каждый представитель массы начинает выражаться своими собственными абстракциями, ассоциациями и ретроспекциями. Чтобы люди понимали друг друга, появляется бытовая версия языка, упрощенная, вроде вульгарной латыни. Но в один моменты и эта система разваливается, люди расходятся еще дальше, и ее перестают понимать. И если кто-то со стороны не навяжет язык, то у каждого рода появляется свой язык. Абстрактное общение вообще перестает быть возможным, социальное — с трудом.

Специалисты — это люди-детали и люди массы. Например, поставлена какая-то проблема. Люди-детали видят в проблеме разные детали, и исходя из видимых деталей определяют приоритеты в решении всей проблемы, и у всех детали разные, потому что в головах разные детали; целого они не видят. Люди массы не обладают способностью различать главное и второстепенное, и аналогичные категории, и каждый видит в проблеме свое главное, которое кажется. Люди массы ограничены, и в силу ограничений каждый человек массы не видит каких-то отдельных деталей проблемы. В сумме их представлений о проблеме получается не описание и не решение проблемы, а шум, потому что чужие решения для людей массы не видимы. Специалисты могут рассказывать о проблеме с одной стороны, которую увидел их участок интеллекта, и чтобы принять решение и упорядочить их мнения, нужен человек-интегратор, а специалисты, как представители массы, сделать этого не могут. Такая проблема при подходе приводит к тому, что для управления специалистами выделяются специальные люди — чиновники и управленцы. В жизни систем — государств и корпорации — это фактически целая стадия, тоже поздняя и социалистическая. Но это помогает тоже на ограниченном участке, а далее взаимопонимание исчезает.

Тоталитаризм — закрытая и неподвижная социокультурная и политическая структура, в которой всякое действие (от воспитания детей — до производства и распределения товаров) направляется и контролируется из единого центра.