Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Сразу за «демократией» по важности следует «терпимость». Стоит ли говорить, что она весьма существенна для культурно чуждого режима. Терпимость в первую очередь подразумевает отношение к евреям и неграм, но требует кровожадного преследования европейцев или иных лиц, точка зрения которых фундаментально отличается от господствующей массовой идеи. Это преследование может быть социальным, экономическим и, при необходимости, уголовным.

Для дальнейшей атомизации народа-хозяина общепризнанным догматом служит классовая война. Она проповедуется в качестве «права труда на организацию», «права на забастовку» и тому подобных лозунгов. Но «капитал» тоже обладает правами, поскольку ни одна из сторон какого-либо соперничества не должна одержать решительной победы. Как и всегда, разделение здесь служит средством властвования.

В соответствии с идеей массовой унификации, в области пола превозносится феминизм. Вместо противоположности полов внушается идеал их смешения. Женщин учат быть «равными» с мужчинами, а западное признание половой противоположности клеймится как «угнетение» и «преследование» женщин.

Непременная часть пропаганды — пацифизм. Естественно, это не настоящий пацифизм, зарождающийся без участия проповедников и без чьего-либо ведома, когда с ним ничего нельзя поделать. Практика показывает, что доктринерский пацифизм — это всегда форма военной пропаганды. В глазах Америки Европа связана с войной, а сама Америка — с миром. Американский империализм — это всегда крестовый поход за мир. Один известный представитель режима недавно говорил об американском «долге — сражаться за мир во всем мире».

Еще одна тема пропаганды — «религиозная терпимость», которая, в сущности, интерпретируется как религиозная индифферентность. Догмы и доктрины религии мало кого интересуют. Церкви сливаются и разделяются из чисто экономических соображений. Религия превратилась в обязательное еженедельное общественное мероприятие, по сути, в политинформацию. Между церквями постоянно организуется кооперация, причем всегда с какой-то утилитарной целью, не имеющей отношения к религии. Все это означает одно: церковь служит программе культурной дисторсии.

Для Европы гораздо более важна американская внешнеполитическая пропаганда, чем пропаганда, касающаяся внутренних дел Америки. В этой сфере высшая реальность также выражается нуменом «демократия». Цель, преследуемая в иностранных делах, — «распространение демократии», а события, которым надо воспрепятствовать, изображаются как направленные «против демократии» или «фашистские». «Фашизм» соответствует теологическому понятию зла, следовательно американская пропаганда так его и преподносит.

Главным врагом в пропагандистской картинке всегда была Европа и особенно прусско-европейский дух, который в Европейской революции 1933 г. с такой самоочевидной силой восстал против негативного взгляда на жизнь с присущими ему материализмом, денежной одержимостью и демократической гнилью. Чем более явным становилось, что эта революция — не поверхностный политический феномен, состоящий в смене одного партийного режима другим, а глубокая духовная, тотальная революция нового жизнеспособного духа против мертвого, тем сильнее бушевала пропаганда ненависти к Европе. К 1938 г. эта пропаганда набрала невиданную мощь как по объему, так и по исступлению. Американца беспрестанно бомбардировали сообщениями, что Европа ополчилась на все самое дорогое в мире — «Бога», «религию», «демократию», «свободу», «мир», «Америку».

Само по себе безудержное использование абстракций указывало на то, что ни на какие конкретные реалии опереться было нельзя. Неспособность вызвать волнение, несмотря на пропагандистскую артподготовку, заставила выдвинуть тезис, что Европа планирует вторгнуться в Соединенные Штаты флотами и армиями. Подобные идеи, естественно, зацепили интеллектуальную сторону американского массового сознания, но не достигли эмоционального уровня, на котором возникает подлинное осознание или активная ненависть.

В интеллектуальном штурме применялось еще одно важное слово — «агрессор». Оно тоже не имело никакого отношения к фактам и выполняло только функцию ругательства. «Международная мораль» была задумана и сформулирована так, что враг культурного дистортера ipso facto являлся аморальным. Не находя политических оснований для своей политики, они были тем более изобретательны в создании моральных, идеологических, экономических и эстетических причин. Все нации были поделены на хорошие и плохие . Европа в целом была плохой, когда объединялась, а если культурная дисторсия могла обеспечить себе плацдарм в какой-либо европейской стране, эта страна сразу становилась хорошей. Американская пропагандистская машина с ядовитой ненавистью отреагировала на европейский раздел Богемии в 1938-м. Все европейские державы, участвовавшие в переговорах, объявлялись злыми, агрессивными, аморальными, антидемократичными и т. п.

Основным в этой политической картинке был тот тезис, что суть политики заключается в борьбе разных «форм правления». Не нации или государства, но такие абстракции, как «демократия» или «фашизм» выражают содержание мировой борьбы. Отсюда следовала необходимость, смотря по ситуации, называть оппонента или «демократом», или «фашистом», меняя это определение каждый год или даже месяц. Сербия, Польша, Япония, Россия, Китай, Венгрия, Румыния и многие другие страны оказывались то «фашистскими», то «демократическими», в зависимости от того, какие они заключали договоры и с какими державами.

О «демократических» державах всегда говорилось, что они выполняют соглашения , тогда как «фашистские» их всегда якобы нарушали . Дополнительная дихотомия наций — миролюбивые и воинственные. Постоянно делались ссылки на какое-то «международное право», которого на самом деле никогда не было и быть не может. Оно вообще не имело никакого отношения к реальному межнациональному праву пятисотлетней европейской практики, а популяризировалось с тем умыслом, чтобы любое изменение межнационального территориального status quo выглядело нарушением «международного права».

Любые слова с положительными коннотациями пристегивались к модным ключевым словечкам. Так, термин «западная цивилизация» был слишком впечатляющим, чтобы считать его оскорбительным, поэтому он применялся для характеристики парламентаризма, классовой войны, плутократии и, наконец, большевистской России. Во время Сталинградской битвы между Европой и Азией осенью 1942 г. пропаганда настаивала на том, что азиатские силы представляют западную цивилизацию, тогда как европейские силы являются ее врагами. Тот факт, что большевистский режим опирался на сибирские, туркестанские и киргизские части, подавался как доказательство спасения Азией западной цивилизации .