Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Душа западной цивилизации XX века ощущает, что нахождение общественной власти в частных руках противоестественно. То же самое можно сказать и о господстве денежного мышления в экономической жизни национального государства. В XX веке втрое более омерзительно выглядит наделение вообще какой-либо властью людей с банкирским образом мысли, которые считают сограждан «производственными издержками», политику — ареной для частных махинаций, а солдатский героизм — удобным средством для завоевания новых финансовых владений за рубежом.

Финансовый капитализм принадлежит ушедшей эпохе, эпохе денег. Даже в Америке он отошел на второй план и стал просто технологией абсолютного господства культурного дистортера. Еще более важной технологией является контроль над человеческими умами и, чтобы понять Америку и ее значение для Европы, необходимо разобраться в ее пропагандистской системе.

Если бы в идеологию «равенства» образца XVIII века действительно верили, тогда не существовало бы такой вещи, как пропаганда, поскольку все бы мыслили вполне независимо и отвергали любую попытку как-то повлиять на свой ум. Однако пример Америки как страны, в которой эта идеология была воспринята с религиозным рвением, ясно показывает ее полное несоответствие реальности. Возможно, в XVIII веке примерное духовное равенство и существовало в салонах аристократов и интеллектуалов-рационалистов Франции, Германии, Англии или Америки, но к середине XIX века, когда были мобилизованы массы, ни о каком равенстве уже не могло быть и речи, поскольку самим своим существованием эти массы требовали лидерства. Чем шире подъем охватывал массы, тем нужнее становился сильный лидер. Как сказал Ницше, «в итоге чувство неуверенности становится столь велико, что люди падают ниц перед сильной волей к власти».

Существует два способа лидерства, оба незаменимые: дисциплина и убеждение. Первый основывается на доверии, вере, лояльности, чувстве долга, здоровых инстинктах. Второй обращен к интеллекту и приспосабливается к особенностям лица или населения, которому адресовано убеждение. Оба способа подразумевают санкции — карательные, моральные, экономические или социальные. В период, когда главной проблемой деятельности является организация и направление огромных масс, сильнее ощущается потребность в убеждении или пропаганде, поскольку к высокой дисциплине способна только элита, а массы нужно постоянно переубеждать.

Поэтому в Америке, стране, где в коллективной жизни господствуют массовое мышление, массовые идеалы и массовая жизнь, пропаганда является важнейшей формой распространения информации. В Америке отсутствуют публикации, адресованные исключительно интеллекту: режим культурного дистортера держится за счет своей неприметности, а независимое мышление сильных индивидов ipso facto враждебно такому режиму. Нет и публикаций, излагающих только факты . Любые факты и любые точки зрения выстраиваются, вкупе с их презентацией, в соответствии с господствующей пропагандистской картинкой.

Техника американской пропаганды охватывает все формы коммуникации. Ведущим инструментом является кино. Каждую неделю примерно 80 миллионов человек в Америке посещают кино, чтобы получить пропагандистское послание. Во время военных приготовлений 1933–1939 гг. кинофильмы воспроизводили бесконечный ряд образчиков ненависти, направленной против европейской революции 1933 г., ее достижений и мировоззрения XX века.

Вторым по эффективности является радио. Каждый американец владеет по меньшей мере одним беспроводным приемником, который также доносит до него массовую интерпретацию событий. Американец уже прочитал ту же самую обязательную точку зрения в прессе, увидел ее в кино, а теперь еще и слышит. Пресса, как газеты, так и периодика, — третье по важности средство. Следует отметить, что в Америке эффективность пропаганды измеряется исключительно числом тех, кого она достигает, поскольку массовый образец мышления одержал победу над индивидуальностью, качеством и умственной стратификацией населения.

Четвертое — это книги. Публикуются только те книги, которые пропагандируют или не нарушают общепринятый пропагандистский шаблон. Например, недавно в Америке изъяли детское издание «Тысячи и одной ночи», потому что некоторое его содержание заподозрили в способности настроить читателей предвзято по отношению к евреям, а одна предосудительная иллюстрация к сказке про Алладина и его волшебную лампу изображала беспринципного торговца с еврейскими чертами. В период 1933–1939 гг. генеральная политика дистортера не подвергалась сомнению ни в одной газете, книге или многотиражном журнале.

Дальше идут университеты и колледжи. Применительно к образованию массовая идея означает, что «высшее образование» обесценено до уровня, не совместимого с высокими академическими стандартами Европы. Америка, которая по численности населения вдвое уступает своей западноевропейской родине, имеет в десять раз больше учреждений, присваивающих академические степени. Фактически в этих учреждениях в основном распространяется чуть более эзотерическая версия господствующего идейно-пропагандистского мировоззрения, навязанного режимом культурного дистортера.

И, наконец, сцена. За пределами Нью-Йорка, духовной столицы правящего режима, она практически отсутствует, но в Нью-Йорке журналистский спектакль является важной пропагандистской техникой. В частности, сцена играла важную роль в период 1933–1939 гг. Шел нескончаемый поток постановок, заряженных ненавистью к мировоззрению XX века и его европейским представителям. Многие из этих постановок шли на идише, поскольку лидеры Америки заинтересованы в унификации даже собственного народа.

Пропагандистская картинка имеет два аспекта: домашний и зарубежный. Домашняя пропаганда поддерживала революцию 1933 г. Все идеологические революции — Французская 1789 года, европейские революции XIX века и наконец, большевистская 1918-го — закономерно принимают форму культа. Во Франции религиозное безумие было сосредоточено на поклонении разуму. В России это был культ машины, учрежденный богом-Марксом. Не осталась исключением и американская революция 1933-го. Главным идолом нового культа сделали «демократию». В пропагандистской картинке этот концепт занимает место Бога как высшей реальности. Так, в 1939 г. член Верховного суда в обращении к выпускникам еврейского колледжа сказал: «В широком смысле есть нечто более важное, чем религия: это реализация идеалов демократии».

Это слово наделили священной силой, оно фактически приобрело религиозный статус, как одно из имен Бога (numen), и не подлежало критике. Отступничество или ересь вызывали немедленный ответ в форме уголовного преследования за подстрекательство к мятежу, измену, уклонение от налогов и т. п. Святые этого культа — Джефферсон и другие «отцы-основатели» времен войны за независимость (невзирая на то, что они единодушно ненавидели идею демократии и почти все были рабовладельцами), а также Линкольн, Вильсон, Рузвельт. Его пророки — журналисты, пропагандисты, кинозвезды, рабочие лидеры и партийные политики. Невозможность дать «демократии» определение надежнейшим образом свидетельствует о том, что это слово потеряло смысл и стало предметом массового культа. Все остальные идеи и догмы пропагандистской картинки для своего безусловного оправдания апеллируют к «демократии».