Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Если война невозможна (речь идет о фактической , а не воображаемой возможности), нельзя утверждать, что существует вражда. Возможность не обязательно должна быть ежедневной и неотвратимой. Также нет необходимости закрывать двери для переговоров перед лицом войны, когда уже можно констатировать существование настоящей вражды.

Даже между воинственно настроенными государствами жизнь не сводится к постоянному кровопролитию. Война есть наивысшая интенсификация политики, но должно быть и ослабление интенсивности: период восстановления сил, переговоров, маневрирования, подготовки. Без реального мира мы не знали бы слова «война», а (что никогда не приходит в голову пацифистам) без войны у нас не было бы мира в том блаженном, приторно-мечтательном смысле, который они вкладывают в это слово. Вся лютая энергия, которую война посвящает сверхличной борьбе, была бы направлена на всевозможные домашние свары, и список жертв был бы нисколько не меньшим.

Связь войны и политики очевидна. Клаузевиц в обычно неверно цитируемом пассаже назвал войну «продолжением политического взаимодействия иными средствами». Его понимают неправильно, поскольку он не имел в виду, что политика завершается военными действиями, это не так. Военным действиям свойственны собственные стратегические и тактические правила, органические каноны и императивы. Война, однако, не имеет собственной мотивации , ее обеспечивает политика. Какова интенсивность политической борьбы, то есть вражды, такова и война.

Осознание этих отношений позволило одному английскому дипломату сказать, что политик лучше подготовлен к войне, чем солдат, потому что первый сражается постоянно, а второй — время от времени. Замечено также, что профессиональный солдат может быстрее превратить войну в агон, чем солдат политический. Фраза политический солдат здесь использована ad hoc в отношении того, кто сражается из убеждений, а не по профессии.

В той же главе Клаузевиц дал описание этого отношения между политикой и войной, неоценимое для нашего столетия: «Поскольку война является составной частью политики, она приобретает ее характер. Когда политика делается большой и мощной, война также может подняться на такую высоту, что достигает своей абсолютной формы». Война подразумевает политику, равно как политика подразумевает войну. Политика определяет врага и момент начала войны. Солдат этого не решает. Армии должны всегда быть готовы сражаться против любой политической единицы.

Войну и политику нельзя взаимно определить в терминах цели или замысла. Неестественно утверждать, что целью политики является война и наоборот. В обоих случаях это не обязательно. Они являются друг для друга предварительными условиями и не существуют порознь. При этом, естественно, конкретная политика может иметь целью конкретную войну, однако никакая политика не ищет войны как таковой. Но именно допущение возможности войны отличает политическое мышление от, скажем, экономического, морального, научного или эстетического.

Означает ли размежевание на врагов и друзей, лежащее в основе политического мышления и действия, что здесь не может быть промежуточного состояния? Не означает, поскольку нейтралитет существует как факт. Он имеет свои собственные правила и условия. В пределах своего межнационального кодекса западная культура выработала, в частности, закон, регулирующий нейтралитет. То, что такие правила для нейтралов сформулированы, говорит о том, что решающим является конфликт, размежевание на друзей и врагов. Это проблема нейтрала — как оставаться в стороне; остальных его нейтралитет обычно не заботит. Практическое применение закона о нейтралитете зависит от тех, кто принимает участие в войне. Практика показывает, что если войну ведут великие державы, то нейтралы имеют мало прав. Если в войне участвуют небольшие государства, а великие державы соблюдают нейтралитет, нейтралы пользуются большими правами.

Следует, однако, подчеркнуть, что политика нейтралитета пребывает под сенью практической возможности войны и активной политики. Принятие страной нейтралитета как образа жизни означает прекращение ее существования в качестве политической единицы. Будучи нейтральной, она может существовать экономически, социально и культурно, но не политически . Отказ от войны равносилен передаче всех прав врагу. Если держава в каком-то случае склонна к войне, значит, она не стала полностью нейтральной. Поэтому нейтралитет Бельгии в течение XIX столетия был только заявленным, а не фактическим: она содержала армию, дипломатические представительства за рубежом и присоединилась к военному соглашению с Францией и Англией против Германии. Пока страна содержит армию, она не может строить национальную политику на основе нейтралитета. Армия — это инструмент политики, пусть даже только оборонительной. Политика и нейтралитет исключают друг друга так же, как нейтралитет и долговременное существование. Здесь мы возвращаемся к полемической природе политического языка: некоторые небольшие страны Европы превратили нейтралитет в спорный термин. Фактически самим своим существованием они служили политическим целям одной части Европы против другой. Эту позицию — свою экзистенциальную принадлежность к одной из сторон конфликта — они называли «нейтралитетом», при этом сознавая, что их политика заставит их вступить в войну на заранее известной стороне, а когда пришла война, они громко закричали о нарушении их «нейтралитета».

Отказ от политики — а именно к этому сводится полный нейтралитет — равносилен отказу от существования в качестве самостоятельной единицы. Во многих случаях слияние с другой державой, отказ от пустой, лишенной смысла и будущего самостоятельности есть проявление мудрости и требование культуры.

В дополнение к таким сомнительным фактам, как нейтралитет во время войны и нейтралитет в качестве полемической уловки, бывает нейтралитет, связанный с безнадежностью участия в войне. Это ближе к реальному нейтралитету, поскольку означает, что страны, оказавшиеся в такой ситуации, списываются со счетов остальных держав, если конечно их территории не являются привлекательными в качестве добычи или театра сражений. В таком случае страна должна определиться, кому из оставшихся участников войны уступить свою независимость. Если это не произойдет, выбор будет сделан за нее. Держава, не способная продолжать войну из-за экономической слабости, малых размеров или возраста, в итоге отказывается от войн и становится нейтральной. Позволено ли ей будет продолжать посмертное существование, всецело зависит от того, насколько привлекательны ее владения. Для высокой политики это не политический, а нейтральный фактор.