Гарет Джонс - Марксизм во времена Маркса

Упомянутая шутливая фраза Маркса часто приводится Энгельсом по разным поводам. Цитируемая вне контекста, она нередко оказывается искаженной [252]. Маркс и Энгельс восставали прежде всего против употребления термина, который считали смехотворным и воспринимали как карикатуру. Их реакция была типичной реакцией людей, сражавшихся в рядах рабочего движения еще до 70-х годов: применение личностных этикеток рассматривалось ими как «клеймо сектантства». Скажем, в 1873 году, обличая подобную практику со стороны прессы, враждебной Международному товариществу рабочих, Й.-Ф. Беккер писал:

«Даже в социалистическом лагере находятся члены великого сообщества, которые как в силу своего фанатического высокомерия и невежества, так и ради корыстной уловки принимают название лассальянцев и сами кладут на себя это сектантское клеймо. Не является ли это самой беспощадной критикой лассальянства, и так уже почти совсем закостеневшего в собственных догмах?» [253]

Маркс реагирует аналогичным образом: он тоже считает эти термины особенно опасными, ибо они сами по себе могут послужить его изоляции в качестве вождя секты и превратить его идеи в догмы.

В отличие от Маркса и Энгельса их самые близкие ученики к началу 80-х годов уже не разделяют этого отвращения и считают неоправданными подобные опасения. Они уловили перемены, совершившиеся в коллективном сознании социалистов и идейных течениях в их среде, требующей четкого обозначения групп и направлений. Члены социалистических организаций уже не только не отказываются от обращения к имени учителя и отождествления с ним, но, напротив, гордятся прозвищем, которое связывает их с великим мыслителем, с его отныне упрочившейся славой ученого, основателя научного социализма.

Авторство понятий «марксист» и «марксизм» в том смысле, какой они приобрели в нашем современном языке, восходит к Каутскому. Если в текстах его немецких современников и соратников Энгельса эти выражения еще проскальзывают зачастую случайно, то Каутский с 1882 года применяет их сознательно, систематически, в совершенно определенном контексте и с таким идейно-политическим значением, которое не имеет ничего общего с «засорением» языка или «маскировкой».

Почвой при этом ему служит теоретический журнал «Нойе Цайт», начавший издаваться с 1883 года, после целого года подготовительной работы, проведенной Каутским с помощью Генриха Брауна.

«В момент наибольшего уныния, – пишет Каутский, – летом 1882 года [то есть в период действия чрезвычайных законов против социалистов] я решился предложить издателю Дитцу основать ежемесячный журнал. Я только что освободился от эклектического социализма, тогда повсеместно распространенного, этой мешанины лассальянских, родбертусианских, лангианских, дюрингианских элементов с марксистскими вкраплениями, и вместе с Бернштейном, с которым сотрудничал с января 1880 года, стал последовательным марксистом. Именно распространению этого нового сознания мы и хотели посвятить все свои усилия» [254].

Каутский не раз подчеркивает, что «Нойе Цайт», ставший еженедельником через десять лет после основания, с самого начала «издавался как марксистский орган» и ставил себе задачей повышать низкий теоретический уровень германской социал-демократии путем разоблачения эклектического социализма и обеспечения торжества марксистской программы [255].

Честолюбивые замыслы Каутского не ограничивались пределами Германии. Через два года после начала публикации журнала он писал Энгельсу:

«Возможно, мои усилия по превращению „Нойе Цайт“ в пункт сбора марксистской школы увенчаются успехом. По мере того как я избавляюсь от эклектиков и родбертусиансцев, мне удается заручиться сотрудничеством все новых марксистских авторов» [256].

Таким образом, уже с 1882 года Каутский и небольшая сплотившаяся вокруг него группа в своей переписке, а затем и на страницах журнала постоянно пользуются новыми терминами. Посылая Лео Франкелю первый номер «Нойе Цайт», Каутский пишет ему в апреле 1883 года:

«Мне очень любопытно узнать ваше суждение об этом начинании. То, что в принципе оно полезно и своевременно, не подлежит никакому сомнению, но сам я даже слишком хорошо вижу, чего ему недостает для осуществления нашего идеала. И все же мне кажется, что „Нойе Цайт“ не хуже „Цукунфт“ или „Нойе гезельшафт“; он более разнообразен, более привлекателен, и думаю, что марксизм в широком смысле слова – а именно такова та почва, на которой все мы стоим в той мере, в какой это возможно в условиях действия чрезвычайных законов, – всегда будет служить четко различимым ориентиром его идейного направления».

И, излагая свою позицию по еврейскому вопросу, который беспокоил Франкеля, Каутский завершает свое письмо следующей фразой: «Но к чему говорить все это старому марксисту?» [257]

Для Каутского и сплотившейся вокруг него группы термины «марксист» и «марксизм» обладают программным значением и служат орудиями идеологической и политической борьбы. Встав во главе этой группы, руководившей журналом «Нойе Цайт», Каутский энергично, наступательно, агрессивно принимается за выполнение поставленной перед собой задачи: обеспечить победу марксистской школе. Человек, который тридцать лет спустя будет говорить о себе, что он лишь теоретик и весьма посредственный политик, в те годы демонстрирует незаурядное тактическое искусство. Он тщательно выбирает поле боя и объект нападения: его атаки направлены не против лассальянцев, а против сторонников Родбертуса. Дело в том, что первые продолжают пользоваться сильным влиянием в рабочей среде, а их позиция по основным вопросам классовой борьбы, политической борьбы и партийной деятельности по сути не отличается от позиции «марксистов». Теории же Родбертуеа соблазняют интеллигенцию, к которой Каутский относится более отчужденно [258]. Свою тактику он недвусмысленно объясняет Энгельсу:

«В Германии ныне все больше входит в моду выставлять Родбертуса как козырь против Маркса; в научном плане социализм победил в Германии, и, чтобы блокировать победу Маркса, реакционный научный сброд спешит укрыться за Родбертусом» [259].

Вот почему его выпады сосредоточиваются на К.А. Шрамме, который в качестве экономиста и популяризатора идей Маркса и Родбертуса приобрел определенную известность теоретика в рядах социал-демократии [260]. Именно в полемике с этим последним на страницах «Нойе Цайт» в 1883 году публично пускаются в ход термины «марксист» и «марксизм». Терминами завладевает «марксистская школа», причем делает она это специально для того, чтобы характеризовать собственную программу. Термины выражают идею поляризации двух течений; именно в этом и состоит линия, которую проводит Каутский в своем журнале: «Имеются две социалистические школы, которые в особенности владеют умами в сегодняшней Германии: школа Маркса и школа Родбертуса». Первая вербует своих сторонников среди рабочих, вторая находит свое выражение в «профессорском социализме» («Akademischer Sozialismus») [261].