Гарет Джонс - Марксизм во времена Маркса

Тот факт, что рукопись, представляющая собой такую ценность, не была опубликована самим ее автором, требует краткого комментария по поводу манеры ее написания. Со студенческих лет Маркс сохранил привычку выписывать в тетради длинные отрывки из прочитанных книг [37] См.: M . Rubel . Les cahiers d’étude de Karl Marx (1840 – 1853). – In: «International Review of Social History», 1957. (а это означает, что их источники довольно легко определимы, что, в общем-то, необычно). В этих же тетрадях он набрасывал планы своих будущих работ. Стремление сделать свои идеи доступными публике и вместе с тем нужда в средствах к существованию заставляли его довольно легко идти на заключение договоров с издателями. Однако, несмотря на то что до 1848 года Марксом была завершена и опубликована большая часть его произведений, чем в любой другой последующий период его жизни, нерешительность, с какой он публиковал свои рукописи, выявилась уже в 40-е годы, чем объясняется также его нерешительность при издании первого тома «Капитала». Это врожденное сдержанное отношение к публикации своих рукописей в значительной мере объяснялось тем обстоятельством, что Маркс почти фанатически стремился к доведению стиля до полного совершенства и проверял исходный материал до тех пор, пока не получал уверенности в его абсолютной достоверности, так что материал все более накапливался. Несомненно, парадоксален тот факт, что такие работы «для себя», как «К критике гегелевской философии права» (1843), «Экономическо-философские рукописи 1844 года» и «Немецкая идеология» (1845), возымели большее влияние, чем произведения, опубликованные самим автором. Что касается его последующих трудов, ряд ученых также придают его неизданным «Экономическим рукописям 1857 – 1859 годов» не меньшее значение, чем первому тому «Капитала». Так или иначе, очевидно, что способность не изданной автором рукописи представлять отточенные мысли автора сама по себе проблематична.

«Экономическо-философские рукописи» состоят из трех основных разделов: критика классической политэкономии, достигающая кульминации в главе об отчуждении труда; описание коммунизма; критика гегелевской диалектики. Первая часть содержит длинные цитаты из классиков политэкономии – главным образом Адама Смита и Давида Рикардо, – имеющие цель продемонстрировать растущую поляризацию классов, а также пагубные последствия частной собственности. Вопреки существовавшему мнению о том, что классики политэкономии достоверно указывали на сущность функционирования капиталистического общества, Маркс подверг критике их подход к этому вопросу с трех основных позиций: во-первых, допуская, что труд является основой функционирования экономики, они отводили ему крайне незначительное место в своих работах; во-вторых, они не принимали во внимание систему экономики как одну из многочисленных сил взаимодействия, иными словами, они исходили из незыблемости законов капитализма и не были в состоянии, таким образом, дать объяснение происхождению той системы, о которой они писали; наконец, они однобоко рассматривали человека, считая его простой шестерней в механизме экономики, и «в безработное для него время» [МЭ: 42, 54] не рассматривали его как человека.

Затем Маркс открывает новый раздел, посвященный «отчужденному труду», в котором занимается описанием всеобщего обнищания и дегуманизации рабочих в капиталистическом обществе. Отчужденный труд приобретает четыре аспекта. Во-первых, рабочий относится к продукту своего труда как к объекту постороннему, возникающему перед ним и ему противостоящему как некая независимая сила. Во-вторых, рабочий самоотчуждается в самом процессе производства: он не считает труд частью своей реальной жизни и «в своем труде не утверждает себя», «только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя». В-третьих, его «родовая жизнь», его социальная сущность от него отчуждается в процессе трудовой деятельности, которая не представляет для него гармоничной деятельности человека как «родового существа». В-четвертых, происходит процесс разобщения людей.

В пространной заметке о Джемсе Милле, относящейся примерно к тому же периоду (к сожалению, часто ее не включают в «Рукописи»), Маркс выступает с критикой кредита, который есть

« политэкономическое суждение относительно нравственности человека. В кредите вместо металла или бумаги посредником обмена стал сам человек , но не в качестве человека, а как бытие того или иного капитала и процентов» [МЭ: 42, 22].

В современном обществе, считает Маркс, производство растет с единственной целью обмена, и, следовательно, «ты не находишься ни в каком отношении к моему предмету, так как и я сам не имею к нему никакого человеческого отношения» [МЭ: 42, 34].

Отрывок в конце заметки представляет собой своего рода позитивный противовес положению об отчужденном труде и заслуживает того, чтобы привести его целиком:

«Предположим, что мы производили бы как люди. В таком случае каждый из нас в процессе своего производства двояким образом утверждал бы и самого себя и другого: 1) Я в моем производстве опредмечивал бы мою индивидуальность , ее своеобразие , и поэтому во время деятельности я наслаждался бы индивидуальным проявлением жизни , а в созерцании от произведенного предмета испытывал бы индивидуальную радость от сознания того, что моя личность выступает как предметная , чувственно созерцаемая и потому находящаяся вне всяких сомнений сила. 2) В твоем пользовании моим продуктом или твоем потреблении его я бы непосредственно испытывал сознание того, что моим трудом удовлетворена человеческая потребность, следовательно, опредмечена человеческая сущность, и что поэтому создан предмет, соответствующий потребности другого человеческого существа. 3) Я был бы для тебя посредником между тобою и родом и сознавался бы и воспринимался бы тобою как дополнение твоей собственной сущности, как неотъемлемая часть тебя самого, – и тем самым я сознавал бы самого себя утверждаемым в твоем мышлении и в твоей любви. 4) В моем индивидуальном проявлении жизни я непосредственно создавал бы твое жизненное проявление, и, следовательно, в моей индивидуальной деятельности я непосредственно утверждал бы и осуществлял бы мою истинную сущность, мою человеческую , мою общественную сущность » [МЭ: 42, 35 – 36].

Второй раздел «Рукописей» содержит предлагаемое Марксом решение проблемы отчуждения – коммунизм. Несмотря на то что в свою бытность в Германии Маркс отрицал коммунизм, определяя его как «догматическую абстракцию» [МЭ: 1, 379], когда он столкнулся с парижской действительностью, с ее социалистическими салонами и кружками, ему не потребовалось много времени для того, чтобы обратиться в новую веру. Однако коммунизм Маркса не был «грубым», исполненным «всеобщей зависти», отрицающим всякую культуру, которая нивелируется по нижнему уровню. Его идеи суммируются в следующем отрывке, почти мистического характера: