Гарет Джонс - Марксизм во времена Маркса

Опять-таки, по Марксу, проблема возникает в результате того, что

«человек… ведет двойную жизнь… жизнь в политической общности , в которой он признает себя общественным существом , и жизнь в гражданском обществе , в котором, он действует как частное лицо , рассматривает других людей как средство, низводит себя самого до роли средства и становится игрушкой чуждых сил» [МЭ: 1, 390 – 391].

Бауэр представлял себе государство, основанное на исключительном уважении всеобщих прав человека в том виде, в каком они были провозглашены Французской революцией и американской Декларацией независимости. Согласно Марксу, напротив, права человека суть лишь права атомизированных индивидов, враждебных друг другу и составляющих человеческое общество. Поэтому

«…право человека на частную собственность есть, следовательно, право по своему усмотрению (às on gré), безотносительно к другим людям, независимо от общества, пользоваться своим имуществом и располагать им; оно – право своекорыстия. Эта индивидуальная свобода, как и это использование ее, образует основу гражданского общества. Она ставит всякого человека в такое положение, при котором он рассматривает другого человека не как осуществление своей свободы, а, наоборот, как ее предел » [МЭ: 1, 401].

Отмечая, что общество, начало которому было положено французской революцией, во многом утратило свое социальное и объединительное значение, какое имело общество при феодализме, Маркс обращается к Руссо для того, чтобы схематично проиллюстрировать свою мысль о заполнении промежутка между индивидом как гражданином, членом сообщества, и изолированным индивидом, эгоистичным членом гражданского общества:

«Лишь тогда, когда действительный индивидуальный человек воспримет в себя абстрактного гражданина государства и, в качестве индивидуального человека, в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым существом ; лишь тогда, когда человек познает и организует свои „собственные силы“ как общественные силы и потому не станет больше отделять от себя общественную силу в виде политической силы, – лишь тогда свершится человеческая эмансипация» [МЭ: 1, 406].

В статье «К еврейскому вопросу» рассматривается проблема полной эмансипации человека, а уже в своей второй статье для «Ежегодника» Маркс указывает средства достижения этой цели. Статья должна была составить введение к его критике гегелевской философии права, готовившейся к публикации, и содержала ставшие афоризмом слова Маркса о религии:

«Основа иррелигиозной критики такова: человек создает религию , религия же не создает человека… Но человек – не абстрактное, где-то вне мира ютящееся существо. Человек – это мир человека , государство, общество. Это государство, это общество порождают религию, превратное мировоззрение , ибо сами они – превратный мир… Следовательно, борьба против религии есть косвенно борьба против того мира , духовной усладой которого является религия.

Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа» [МЭ: 1, 414 – 415].

Но, однажды уже разоблачив роль религии, философ должен был обратиться к политике, требовавшей именно участия людей подобного склада в этот период истории Германии, которая, согласно Марксу, еще не вступила в эпоху 1789 года. Единственной надеждой Германии была ее весьма прогрессивная политическая философия: немцы переживали мысленно то, что другие народы делали.

Критика этой философии, а затем ее преодоление создавали условия для определения, по крайней мере в теории, по какому пути пойдет развитие общества. И, несмотря на то что Маркс недвусмысленно заявлял: «Критика религии завершается учением, что человек – высшее существо для человека , завершается, следовательно, категорическим императивом, повелевающим ниспровергнуть все отношения, в которых человек является униженным, порабощенным, беспомощным, презренным существом…» [МЭ: 1, 422], – несмотря на это, вся трудность заключалась в том, очевидно, чтобы найти « пассивный элемент», « материальную основу» [См. МЭ: 1, 423], необходимую для революции. Ответ на вопрос содержится в следующем отрывке, часто используемом теми, кто видит в Марксе мессианскую пророческую фигуру; решение проблемы заключалось

«в образовании класса, скованного радикальными цепями , такого класса гражданского общества, который не есть класс гражданского общества; такого сословия, которое являет собой разложение всех сословий; такой сферы, которая имеет универсальный характер вследствие ее универсальных страданий и не притязает ни на какое особое право , ибо над ней тяготеет не особое бесправие , а бесправие вообще , которая уже не может ссылаться на историческое право, а только лишь на человеческое право, которая находится не в одностороннем противоречии с последствиями, вытекающими из немецкого государственного строя, а во всестороннем противоречии с его предпосылками, такой сферы, наконец, которая не может себя эмансипировать, не эмансипируя себя от всех других сфер общества и не эмансипируя, вместе с этим, все другие сферы общества, – одним словом, такой сферы, которая представляет собой полную утрату человека и, следовательно, может возродить себя лишь путем полного возрождения человека . Этот результат разложения общества, как особое сословие, есть пролетариат » [МЭ: 1, 427 – 428].

Таким образом, для Маркса вопрос о том, кто будет носителем революции, был ясен: на долю пролетариата выпала роль, которую Гегель ошибочно приписывал бюрократии. Кроме того, вырисовывалась идея о том, что Германия именно благодаря своей отсталости сможет возглавить европейское революционное движение. Эта идея периодически вновь появлялась в менее «ортодоксальных» вариантах марксизма.

Вплоть до сего момента работы Маркса почти исключительно посвящались политическим вопросам, хотя сам их автор уже отдавал себе отчет в том, что политики здесь недостаточно. Искрой, которая разожгла интерес Маркса к масштабности экономических вопросов, была статья, опубликованная в «Немецко-французском ежегоднике» вместе с его вышеуказанными двумя статьями. Автор ее был Энгельс. Она была озаглавлена «Наброски к критике политической экономии» [МЭ: 1, 544 – 571].

В этой статье Энгельс выдвигает обвинение в адрес частной собственности, подвергает критике дух конкуренции, который является ее следствием. Рост капиталистического накопления необходимо влечет за собой снижение заработной платы, обостряя, таким образом, борьбу классов. Неконтролируемый рост экономики вызывает частые кризисы, а научный прогресс способствует лишь дальнейшему обнищанию трудящихся. Маркс был восхищен этим «гениальным очерком» (как позднее была охарактеризована им эта статья), и заметки, относящиеся к лету 1844 года, начинаются цитатами из этой статьи. Эти заметки (которые не были опубликованы Марксом при жизни) получили от своих первых редакторов заглавие «Экономическо-философские рукописи» и представляют собой радикальную критику капитализма, основанную отчасти на работе Энгельса, отчасти на взглядах некоторых представителей немецкого романтизма, таких, как Шиллер, отчасти на гуманизме Фейербаха. После их первой публикации в 1932 году они были объявлены некоторыми специалистами основополагающей работой Маркса.