Гарет Джонс - Марксизм во времена Маркса

Совсем не трудно понять, почему Маркс и Энгельс не позаботились заполнить эти кажущиеся нам столь очевидными пробелы в своей теории. Историческая эпоха, в которую (и о которой) они писали, отличается от последующих, включая и ту (не считая краткого периода последних лет жизни Энгельса), когда марксистские партии стали массовыми организациями или, во всяком случае, значительной политической силой. Положение активных деятелей коммунистического движения, к которым относились Маркс и Энгельс, можно лишь отчасти сравнить с положением их последователей, которые руководили этим движением или занимались политической деятельностью после них. В самом деле, хотя Маркс, пожалуй, в большей степени, чем Энгельс, вел широкую политическую практическую работу, особенно в период революции 1848 года, как главный редактор «Новой Рейнской газеты», а затем в I Интернационале, ни один из них не стоял во главе и не был членом политической партии того типа, который стал характерен для коммунистического движения после смерти Маркса. Самое большее, они консультировали (оставаясь сами в стороне) тех, кто руководил этими партиями; но вожди партий (например, Бебель) несмотря на восхищение и огромное уважение к Марксу и Энгельсу, не всегда принимали их советы. Единственным политическим опытом Маркса и Энгельса, который можно сравнить с опытом некоторых руководителей марксистских организаций последующего периода, было руководство Союзом коммунистов (1847 – 1852); именно этот опыт был положен в основу дальнейшего ленинского развития марксизма. Но никогда не следует забывать специфической исторической обстановки того времени, когда жили Маркс и Энгельс, а также специфического характера их политического вмешательства в нее [169].

Тем не менее, хотя большинство их работ писалось по специальным поводам, в основе некоторых из них лежал связный и последовательный анализ, который изменялся и разрабатывался с учетом исторического опыта, пусть даже они его никогда специально не формулировали. Это касается главным образом двух проблем – государства и революции, которые правильно объединил Ленин, пытаясь сформулировать их в виде системы.

Теория Маркса о государстве берет начало с попытки свести счеты с гегелевской теорией в работе «К критике гегелевской философии права. Введение» (1844). В тот период Маркс был демократом, но еще не был коммунистом, и его подход, следовательно, несколько аналогичен подходу Руссо, хотя ученые, которые пытались установить связь между двумя мыслителями, вынуждены были отступить перед неопровержимыми фактами, свидетельствующими о том, что «никогда Маркс ни малейшим образом не выказал, будто он отдает себе отчет» в том, что обязан этим женевскому философу. Центральный момент Марксовой критики – это показ того, что государство является лишь одним из аспектов гражданского общества, которое, говоря словами из «Немецкой идеологии», «обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил… и постольку выходит за пределы государства и нации, хотя, с другой стороны, оно опять-таки должно выступать вовне в виде национальности и строиться внутри в виде государства» [МЭ: 3, 35]. Следует заметить – и эта идея постоянно присутствует в последующей разработке Марксовой теории государства (хотя почти никогда не занимает доминирующего положения), – что в гражданском обществе, которое «как таковое развивается только вместе с буржуазией» [МЭ: 3, 35], одна из функций государства состоит в том, чтобы регулировать конфликт между частными интересами отдельных буржуа и общественными интересами системы [170].

В некотором отношении «Критика» предваряла идеи, которые станут близки Марксу позднее: отождествление государства со специфической формой производственных отношений («частная собственность»), государство как порождение исторического процесса и его конечный распад (Auflösung) вместе с распадом «гражданского общества», когда демократия положит конец отделению государства от народа и конфликту между личными и общественными интересами. И все же эта работа интересует нас главным образом как критика ортодоксальной политической теории и, следовательно, как первый и единственный случай, когда Марксов анализ ограничивается исключительно рамками конституционных форм, проблемами представительства и т.д. [171]Надо отметить вывод Маркса, согласно которому конституционные формы вторичны по отношению к социальному содержанию, и его критику представительного правительства, для которого демократия сводится к формальному моменту в государстве, вместо того чтобы быть его сутью. Маркс выдвигал идею демократической системы, в которой участие и представительство не будут больше разделены; к этому вопросу он вернется позднее в связи с Парижской Коммуной [См. МЭ: 1, 323].

Проблема государства в коммунистической фазе представляется ему неразрывно связанной с проблемой революции, а политическая теория – с активной политикой, так как обе они, как Маркс напоминал Прудону [См. МЭ: 4, 184], неотделимы от классовой борьбы. Маркс выделяет, таким образом, четыре главные темы: сущность государства – это политическая власть, она «есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества» [МЭ: 4, 184]; следовательно, государство должно прекратить свое существование в коммунистическом обществе; в современной системе государство представляет интересы не всего общества, а лишь господствующего класса (классов); после победы пролетариата государство исчезнет не сразу, оно примет в переходный период временную форму «организации пролетариата» как господствующего класса.

Эти идеи, несмотря на то что Маркс и Энгельс последовательно исповедовали их до конца своей жизни, были в значительной степени переработаны, особенно в двух аспектах. Во-первых, концепцию государства как классового господства они впоследствии развили, главным образом с учетом фактов, касающихся режимов, установившихся после 40-х годов, которые (например, режим Наполеона III) нельзя было определять просто как правление буржуазии. К этому придется вернуться позднее, но уже сейчас стоит заметить, что Маркс разработал тему относительной независимости государства по отношению также и к «своему» классу, например в своей концепции 1850 года (построенной не на одной только иронии), согласно которой государство есть «не что иное, как общество взаимного страхования буржуазного класса против отдельных своих членов, как и против эксплуатируемого класса, страхования, которое неизбежно становится все дороже и кажется все более самостоятельным по отношению к буржуазному обществу в силу того, что держать в подчинении эксплуатируемый класс становится все труднее» [МЭ: 7, 303].