Беррес Скиннер - Превыше свободы и чести

Исайя Берлин разглагольствовал о знании в некоем особом смысле, которое, как говорят, открыл Джамбаттиста Вико. Это якобы "то чувство, благодаря которому я знаю, что такое быть бедным, или бороться за правое дело, или принадлежать к нации, или вступить в церковь или партию или отречься от них, или чувствовать ностальгию, ужас, вездесущность бога, или понимать жесты, произведения искусства и шутки, или характер человека, или что он преображён или просто лжёт самому себе ". Вещи такого рода скорее всего можно узнать лишь при прямом действии факторов подкрепления, а не из языкового поведения других, и несомненно, что с ними связаны особые виды чувств, но но даже и в этом случае знание не даётся непосредственно, "по наитию". Человек может знать, что это такое - борьба за убеждения, только после долгой предыстории, за время которой он научился ощущать и знать ту ситуацию, которая называется борьбой за убеждения.

Роль окружающего мира особенно неясна, когда познаваемым является сам познающий. Если якобы нет никакого внешнего мира, инициирующего процесс познания, то не должны ли мы тогда сказать, что изначально действует сам познающий? Тут, конечно, мы имеем дело со сферой сознания, или самосознания - той сферой, в игнорировании которой часто обвиняют научный анализ поведения. Это - серьезное обвинение, и его надо принимать всерьез. При этом говорят, что человек отличается от других животных главным образом тем, что он "осознаёт своё собственное существование." Он сознаёт, что делает; он сознаёт, что у него было прошлое и будет будущее; он "раздумывает о природе самого себя"; он один следует античному предписанию "познай самого себя". Любой анализ человеческого поведения, который пренебрегает этими фактами, был бы действительно неполноценен. И некоторые аналитики именно таковы. То, что называется "методологическим бихевиоризмом", ограничивает себя лишь тем, что можно объективно наблюдать; "когнитивные" процессы могут существовать, но они по своей природе выведены им за пределы научного исследования. Так называемые "бихевиоралисты" в политологии и многие логические позитивисты в философии придерживались аналогичной линии. Однако самонаблюдение можно изучать, и его надо включать в любое разумное всеобъемлющее описание человеческого поведения. Вместо того, чтобы игнорировать самосознание, экспериментальный анализ поведения выделяет его определенные важнейшие аспекты. Вопрос не в том, может ли человек познать самого себя, а в том, что именно он познает, когда делает это.

Эта проблема возникает отчасти из-за того, что личность - это неоспоримый факт: маленький кусочек Вселенной заключен в кожу человека. Было бы глупо отрицать существование этого внутреннего мира, но столь же глупо утверждать, что из-за того, что это "личность", она имеет иную природу, чем внешний мир. Различие состоит не в материале, из которого состоит "внутренний мир", а в (малой) доступности к нему. Головная боль, боли в сердце или монолог в уме ощущаются исключительно самой личностью. Эта интимность иногда мучительна (невозможно закрыть глаза на головную боль), но не обязательна; она, как казалось ранее, является обоснованием доктрины, что знание является своего рода собственностью.

Трудность состоит в том, что хотя интимность может сблизить знающего с тем, что он знает, она вмешивается в сам процесс, благодаря которому он в состоянии познать вообще что-либо. Как мы видели в главе 6, условия, в которых ребенок учится описывать свои чувства, по необходимости далеки от совершенства; языковое сообщество не может тут использовать процедуры, при помощи которых оно учит ребенка описанию (внешних) объектов. Конечно, существуют природные факторы, под действием которых мы учимся реагировать на внутренние раздражители, и они регулируют поведение с большой точностью; мы не могли бы прыгать, ходить или заводить рукой пружину, если бы мы не получали стимулов от частей собственного тела. Но этот вид поведения очень мало связан с сознанием, и на самом деле, мы выполняем такие акты поведения, большую часть времени вообще не осознавая тех стимулов, на которые реагируем. Мы не приписываем самосознание другим биологическим видам, которые по всей очевидности пользуются подобными внутренними стимулами. Как будто "знать" внутренние стимулы - это нечто большее, чем реагировать на них.

Языковое сообщество специализируется на само-описательных действиях. Оно задает такие вопросы как: Что ты делал вчера? Что ты делаешь сейчас? Что ты будешь делать завтра? Зачем ты это сделал? Вы действительно хотите это сделать? Как вы к этому относитесь? Ответы на них помогают людям эффективно управлять друг другом. И именно потому, что ему задают такие вопросы, человек реагирует на себя самого и на своё поведение тем особым образом, который называют сознанием или самосознанием. Без помощи языкового сообщества все поведение будет без осознания. Сознание - это продукт общества. Оно не только не является особой сферой деятельности автономной личности, но и просто недостижимо для человека-одиночки.

А полная точность (управления сферой личного сознания) недостижима ни для кого. Интимность "внутреннего мира", которая казалось бы, приближает самопознание, на самом деле делает невозможным для языкового сообщества создание точных факторов подкрепления. Интроспективные словари по самой своей природе неточны, и это одна из причин широчайшего разнобоя между разными направлениями философии и психологии. Даже тщательно обученный наблюдатель попадает впросак при изучении новых внутренних стимулов. (Независимые данные о внутренней стимуляции, например, при помощи методов физиологии, могли бы дать возможность уточнения факторов, которые генерируют самонаблюдение и могли бы, вероятно, подтверждать конкретные интерпретации. Но такие данные не могут, как мы уже отмечали в главе I, служить свидетельствами в пользу теорий, которые приписывают поведение человека действию наблюдаемых внутренних факторов).

Теории психотерапии, которые делают упор на самосознании, приписывают активную роль автономной личности, которую на самом деле, и гораздо более эффективно, играют факторы подкрепления. Самосознание может помочь, если проблема отчасти состоит в отсутствия осознания и "понимания" пациентом своего состояния может помочь, если он предпримет действия в нужном направлении, но осознание или понимание само по себе далеко не всегда достаточно, и надеяться на это - значит ожидать слишком многого. Человеку вовсе не обязательно осознавать своё поведение или факторы, управляющие им, для того, чтобы вести себя адекватно - или неадекватно. Всё как раз наоборот. Например, вопрос лягушки сороконожке (как она управляется с таким количеством ног, от которого она не смогла больше передвигаться) показывет, что постоянное самонаблюдение может быть помехой. Виртуозный пианист будет играть плохо, если он станет следить за своим поведением, подобно ученику, который только учится играть.