Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Кавалер. Согласен: если речь идет лишь о распределении зол внешних и физических, то в упреках Провидению, которые отсюда черпаются, присутствует очевидный недосмотр или явная недобросовестность. Но мне кажется, что намного чаще люди рассуждают о безнаказанности преступлений; именно здесь — великий соблазн, и мне чрезвычайно любопытно знать, что вы скажете на этот счет.

Граф. Еще не время, г-н кавалер. Ведь вы немного поторопились, признав мою правоту в вопросе о том, что вы называете внешними несчастьями. Если я до сих пор допускал, что подобные несчастья поражают всех людей в равной степени, то делал я это единственно для того, чтобы облегчить и ускорить дальнейшие рассуждения, — на самом же деле это отнюдь не так. Но прежде чем двинуться вперед, вооружимся, с вашего позволения, осторожностью, дабы не сбиться с нашего пути. Ибо есть вопросы, которые столь тесно соприкасаются между собою, что очень легко, так сказать, соскользнуть от одного к другому, даже не заметив этого. Например, от вопроса: почему страдает праведник? — незаметно переходят к другому: почему страдает человек? — а это уже нечто

совершенно иное, это — вопрос о происхождении зла. Итак, сразу же устраним всякую двусмысленность. На земле существует зло — увы! — истина эта в доказательстве не нуждается. Но кроме того: зло существует на земле по всей справедливости, и Бог его творцом быть не может, — еще одна истина, для вас, как и для меня, надеюсь, несомненная, доказывать которую я не стану, ибо знаю, с кем говорю.

Сенатор. Все сердцем и без каких-либо оговорок исповедую я эту истину. Но именно вследствие своей широты подобный символ веры и требует тщательного истолкования. Ваш святой Фома сказал однажды с характерным для него логическим лаконизмом: Бог есть творец зла карающего, но не зла порочащего} В известном смысле он, конечно, прав, но понимать его нужно следующим образом: Бог есть творец зла карающего, то есть зла физического, или боли, подобно тому, как государь есть творец тех казней, к которым присуждают по его законам. В опосредствованном и отдаленном смысле вешает и колесует именно о«, ибо всякая власть и всякий законный приговор исходят от него. Но в смысле прямом и непосредственном именно вор, именно фальшивомонетчик, именно убийца и являются истинными творцами того зла, которое их карает: это они строят тюрьмы, возводят виселицы и эшафоты. Суверен же во всем этом действует, как Юнона у Гомера: по всей своей воле, но против всякого желания. 11Так же поступает 3 3 I Deus est auctor mali quod est poena, non autem mali quod est с u I pa (s. Thomae Aquinatis Summa Theologica, part 1, quaest. 49, art. 11 ). 4 4 Έκών άέκοντί γε θυμφ (Homeris Iliada, IV, 43). <���π) и Бог (исключим здесь, однако, буквальное уподобление, которое было бы дерзостью). Бог не только ни в каком смысле не может быть творцом зла морального, или греха, но столь же непостижимо, как Он может являться изначальным творцом зла физического, которого бы вовсе не существовало, если бы разумное создание, злоупотребив своей свободой, не сделало его необходимым.

Платон сказал — и нет ничего столь же самоочевидного, — что благое существо не способно никому желать зла} И поскольку никому не придет в голову утверждать, будто добрый человек перестает быть таковым оттого, что по справедливости наказывает своего сына, убивает на поле брани врага или посылает на казнь злодея, то будем осмотрительны в наших рассуждениях, чтобы, как вы только что сказали, г-н граф, не оказаться менее справедливыми к Богу, чем к людям. Всякий ясный и здравый ум непосредственно убежден в том, что от всемогущего существа зло проистекать не может. Именно это непогрешимое чувство и научило некогда римский здравый смысл соединить, словно нерасторжимыми узами, два величественных титула: всеблагий и величайший. Это великолепное выражение, хотя и рожденное в лоне язычества, оказалось столь точным, что перешло и в ваш религиозный язык, такой тонкий и разборчивый. Замечу мимоходом: мне не однажды приходило на ум, что древнюю надпись ιονι optimo maximo 5 5 ■Probus invidet n е m i n i (Plaionis Timaeus, <29e>). ,,2) можно было бы поместить в полном виде и на фронтонах ваших католических храмов, ибо что еще может означать ιον-ι, если не iov-ah? 2

Граф. Как вы прекрасно понимаете, я не намерен оспаривать то, что вы сейчас сказали. Несомненно, физическое

зло могло войти в мир только по вине свободного создания, и пребывать в мире оно может лишь как лечебное средство или искупление, а следовательно, Бог не способен быть его непосредственным творцом, — все это для нас неоспоримые догматы. А сейчас я возвращаюсь к вам, г-н кавалер. Вы только что признали, что упреки, адресуемые Промыслу по поводу распределения благ и несчастий, бьют мимо цели, однако весь соблазн, по-вашему, заключен в безнаказанности преступников. Но я сомневаюсь, сможете ли вы отказаться от первого возражения, не отбросив при этом второе, ибо если в распределении зла нет несправедливости, то на чем же станете вы основывать жалобы добродетели? Мир управляется лишь всеобщими законами, и если фундамент террасы, на которой мы беседуем, вследствие каких-либо подземных сдвигов разрушится, то вы, полагаю, не станете утверждать, будто ради нас с вами Господь обязан приостановить действие законов притяжения, — потому только, что на террасе этой находятся сейчас три человека, которые никогда на своем веку не крали и не убивали. Мы непременно упадем и будем раздавлены. Но ведь то же самое случилось бы с нами, будь мы членами баварской ложи иллюминатов (14)или комитета общественного спасения. (|5)Или вы хотите, чтобы, когда идет град, пашня праведника была пощажена? Это было бы чудом. А если этот праведник вдруг совершит преступление после жатвы? Тогда выходит, что его урожай должен сгнить в амбарах. Вот вам еще одно чудо. В итоге каждую минуту потребуются новые чудеса, а значит, они превратятся в обычное состояние мира, то есть станут более невозможны; исключение будет правилом, а беспорядок — порядком. Но чтобы опровергнуть подобные идеи, достаточно их ясно изложить.

А еще нас здесь вводит в заблуждение следующее обстоятельство: мы никак не можем удержаться от того, чтобы не приписывать незаметно для самих себя наши собственные понятия о достоинстве и величии личностей Богу. По отношению к нам эти представления вполне справедливы, ибо все мы подчиняемся установленному в обществе порядку, — но как только переносим мы их на всеобщий порядок вещей, то сразу же уподобляемся той королеве, которая говаривала: «Прежде чем предать вечному проклятию человека нашего круга, Бог, будьте уверены, хорошенько подумает». Елизавета Французская 0^ восходит на эшафот, мгновение спустя на него поднимается Робеспьер. (17)И ангел, и чудовище, приходя в мир, попадают под власть всеобщих законов, этим миром управляющих. В человеческом языке не существует слов, способных выразить преступление тех извергов, которые пролили самую чистую и самую августейшую кровь во вселенной, — и, однако, по отношению ко всеобщему порядку вещей здесь нет несправедливости, здесь по-прежнему несчастье, неотделимое от условий человеческой жизни, — и ничего более. Каждый человек в качестве человека подвержен всем несчастьям человеческой природы — этот закон универсален, а следовательно, справедлив. И притязать на то, что сан, достоинства или добродетели человека должны спасти его от приговора неправедного или впавшего в заблуждение суда, — это все равно что пожелать, чтобы подобные качества избавили его, к примеру, от апоплексического удара или от смерти вообще.