Иван Шишков - История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Расставшись с гегелевской идеей «примирения с действительностью», раскланявшись «с философским колпаком Егора Федоровича» (выражение «неистового Висариона» и так называли Гегеля в кругу западников), Белинский перешел на позицию ее отрицания, что имело решающее значение для решения им «пресловутого» вопроса о судьбах России. Он стал отрицать русскую действительность», которая в своем развитии еще не привела народ к самосознанию. А потому он объявляет такую действительность призраком. Россия стала казаться ему «призраком» в том смысле, что он не видел в ней «здоровых» элементов, способных к дальнейшему «здоровому» развитию. Он подверг жесточайшей критике И. В. Киреевского и А. С. Хомякова за их идеализацию прошлого России, сельской общины, за осуждение ими реформ Петра I, которого он всегда идеализировал. В идеализации славянофилами старого он видит попытку оправдать существующее положение вещей. Он протестует против отрицательного отношения многих из славянофилов к западной цивилизации, его отталкивают некоторый националистический «налет», оттенок в их взглядах, их мистическая теория об особой роли православной России в судьбе других народов. Стремление славянофилов отгородить русский народ от других наций, он считает обидным для русских. «Бедна та народность, — писал Белинский, — которая трепещет за свою самостоятельность при всяком соприкосновении с другой народностью! Наши самозваные патриоты не видят…, что беспрестанно боясь за русскую национальность, они тем самым жестоко оскорбляют ее» [1896] Белинский В. Г. Поли . собр. соч. T. 7. М, 1953-1959. С. 436. .

Таким образом, Белинский хвалил то, что бранили славянофилы; он восхищался тем, что в них возбуждало негодование. Так, касательно факта того, что государства на Западе основались на завоевании, которого не было в России, Белинский соглашался со славянофилами в том, что завоевание послужило исходным пунктом всего социального и духовного развития Западной Европы. Но между тем как славянофилы считали ход этого развития чем-то вроде печальной ошибки или несчастья, Белинский признавал его разумным и видел в нем источник духовного богатства. Точно так же он соглашался со славянофилами в том, что Россия завоевания не знала. Но если славянофилы видели в этом отсутствии некий драгоценный подарок судьбы, Белинский находил в нем причину нашей духовной бедности. Он полагал, что источником богатого духовного развития Запада послужила борьба социальных слоев. В России же этого источника не было. Такой движущей силой в России должна стать сила русской национальности, т. е. русского народного духа. И в этом он сближался со славянофилами. Но вместе с тем он и принципиально расходился с ними, ибо считал, что русский народный дух для своего развития нуждается во внешнем толчке и что необходимый для него внешний толчок должен прийти с Запада.

В своей критике славянофилов Белинский более всего не принимал их философию, прежде всего ее мистицизм, связь с религией и догматизм.

Стало быть, отношения Белинского со славянофилами были не столь простыми и очевидными, как могло бы показаться на первый взгляд. В этих идейных схватках со славянофилами Белинский, по словам Плеханова, «был диалектиком до конца ногтей» [1897] Плеханов Г. В. Избранные философские произведения. Т. IV. С. 562. .

Александр Иванович Герцен (1812-1870) — «Вольтер XIX столетия», «русский Вольтер», «Дидро XIX века», «самый блестящий из людей 40-х годов», «гражданин мира», «наш национальный герой», «общепризнанный властитель дум» — вот лишь немногие эпитеты, которыми современники определяли место Герцена в русской культуре.

Приобщение Герцена к русской философской и общественной мысли началось со студенческой скамьи. В пору его студенческих лет в Московском университете вокруг Герцена и его самой близкого студенческого друга Н. П. Огарева образовался товарищеский кружок, вошедший в историю русской культуры как знаменитый кружок Герцена и Огарева. В отличие от не менее знаменитого кружка Станкевича, имевшего по преимуществу философское направление, кружок Герцена—Огарева был, по сути, политическим кружком. Как отмечает Плеханов, «философы довольно высокомерно посматривали на „политиков**, подозревая их в отсутствии основательности. Тем не менее, к „философам** столько же, сколько и к „политикам** применимо то замечание Герцена, что тогдашняя учащаяся молодежь, интересуясь вопросами теории, не отворачивалась от вопросов жизни» [1898] Там же. С. 612. .

Философское миросозерцание Герцена формировалось типичным для русской философии путем: сначала оно вбирало в себя отдельные элементы из философских конструкций западных мыслителей, опирается на них, S а затем уходит в проблемы, на которых концентрируются все творческие искания.

; Мировоззрение Герцена складывалось под влиянием немецкой фило- н софии, прежде всего рационалистической системы Г. Гегеля. Но это увле- | чение «философским колпаком» Гегеля, закалившее его ум, было недол- гим. В отличие от Белинского, пережившего в период увлечения Гегелем; этап гегелевского «примирения с действительностью», Герцену удалось | избежать этого «примирения». Его мысль, уже изначально ориентирован- ' ная на политику, была критически настроена по отношению к Гегелю. Он j отвергает гегелевский формализм, который увлекалось большинство сла- ; вянофилов и западников, и выражает свое несогласие с выведением действительности из логического движения понятия. Так, в одном из писем к своему студенческому другу Н. П. Огареву Герцен писал: «Я ненавижу абстракции и не могу в них долго дышать… Меня беспрестанно влечет жизнь» [1899] Герцен А. Я. Соч . в 2 т. T. 1. М.: Мысль, 1985. С. 432. . Уже в цикле статей под общим названием «Дилетантизм в науке» (1842-1843) Герцен проводит мысль о «развитии в жизнь философии», об «одействотворении» философии, ее «перевода» в действительность. Эта мысль характерна не только для его философии, но и для него самого. Его философия была философией человека деятельного по преимуществу.

Критический настрой к Гегелю, не мешал Герцену увидеть стержень, «рациональное зерно» его философии — диалектику, ставшую в дальнейшем методологической основой его самых известных философских трудов «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы». Опора Герцена на диалектику способствовала сближению его философ™ с естествознанием, этим он принципиально расходился со славянофилами, которые ратовали за соединение философии с религией. Идея союза фщюсофии и естествознания и стала краеугольной его «Писем об изучении природы ».