Питер Сингер - О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века

На другие возможности намекают, например, рекламные объявления, которые уже года два как появляются в студенческих газетах некоторых самых престижных университетов Америки. Они предлагают до 50 тысяч долларов за яйцеклетку донора с выдающимися результатами отборочных тестов и ростом не ниже 178 сантиметров. Если исключить каких-то абсолютно невежественных богачей, то предлагающие эту сумму должны понимать, что человеческая репродукция во многом случайна и дети высокой умной женщины вполне могут родиться глупыми коротышками. Сколько люди готовы заплатить за такой скрининг эмбрионов, который бы исключал фактор генетической лотереи и гарантировал будущему ребенку врожденный высокий интеллект, хороший рост, спортивные данные и другие крайне желательные задатки?

Как только такая техническая возможность возникнет, ее тут же попытаются запретить как новую версию евгеники. Но для большинства родителей важнее всего дать ребенку максимум стартовых возможностей. Именно это желание движет продажами миллионов книг о том, как помочь ребенку самореализоваться, именно оно заставляет родителей переезжать в дальние пригороды с хорошими школами, даже если им каждый день приходится терять время на дорогу на работу и домой, оно же побуждает их копить деньги, чтобы ребенок поступил в хороший колледж. Между тем выбор «лучших» генов для ребенка, вполне вероятно, принесет ему больше пользы, чем все перечисленное. Вообразите сочетание чисто американской неприязни к государственному регулированию с возможностью эффективно решить одну из насущнейших жизненных задач посредством генетического скрининга, и вы поймете, что конгресс США его, скорее всего, не запретит, а если и запретит, то вряд ли запрет будут соблюдать.

Нравится нам это или нет, в будущем евгеника снова получит право голоса. Только, в отличие от предыдущих кампаний, она не будет претендовать на государственное финансирование и действовать станет не через принудительную стерилизацию «неполноценных» и уж тем более не посредством геноцида. Она вернется тем самым путем, которым чаще всего приходят в Америку перемены: через массовый рынок по запросу потребителя. Это, конечно, гораздо лучше насильственных евгенических методов, но вопросы о будущем нашего общества остаются. И в числе самых острых — что будет с теми, у кого не хватит денег на генетический супермаркет? Не окажутся ли их дети обречены на прозябание? Покончит ли новая евгеника с американским мифом о равных возможностях? Если это не то, к чему мы стремимся, думать, что с нею делать, надо уже сейчас.

В ЯНВАРЕ ПАНОС ЗАВОС, профессор репродуктивной физиологии в Университете Кентукки, заявил, что в сотрудничестве с итальянским гинекологом Северино Антинори попытается за один-два года создать первый клон человека. Кто знаком с профессиональной деятельностью Антинори, не удивится. Еще в октябре 1998 года он говорил, что хочет стать первым ученым, который сумеет клонировать человека. Профессиональное сообщество тогда усомнилось, что это важное событие может случиться так скоро, да и сегодня вероятность того, что в обозримом будущем Антинори сумеет поразить мир, специалисты оценивают скептически.

Завос и Антинори не единственные, кто пытается клонировать человека. Секта раэлитов, основатель которой утверждает, что общался с инопланетянами, сотрудничает с одной американской парой, потерявшей маленького ребенка, надеясь помочь им завести его генетическую копию.

Грэм Булфилд, руководитель Рослинского института, клонировавшего овцу Долли, не раз говорил, что будет «глубоко потрясен», если человека сумеют клонировать на его веку. Что же, возможно, его ждет потрясение. Оставим раэлитов и посмотрим, чем заняты серьезные, с проверенной репутацией ученые в области репродуктивной медицины. Антинори не впервые раздвигает пределы возможного. В 1994 году с помощью новой репродуктивной технологии он помог 62-летней женщине стать самой старшей из известных науке рожениц. Правда, технически это гораздо проще, чем клонировать живого человека. Пока Иэн Уилмут с коллегами не создали овцу Долли, клонирование взрослого млекопитающего единодушно признавалось невозможным. (Клонирование, когда эмбрион делится надвое и получаются близнецы, встречается в природе и воспроизводится в лаборатории, но этот процесс далеко не так сложен, как собственно «клонирование» в узком смысле этого слова, то есть создание точной генетической копии более развитого человека.)

Сегодня мы знаем, что взрослое млекопитающее клонировать реально, вопрос в том, удастся ли найти среди людей достаточно добровольцев, чтобы осуществить проект. По оценке Булфилда, чтобы создать клон человека, понадобится 400 яйцеклеток и 50 суррогатных матерей, не говоря уже о финансировании в объеме 150 миллионов долларов. Я очень сомневаюсь, что Завос и Антинори сумеют привлечь такие ресурсы, как человеческие, так и финансовые. (По словам раэлитов, у них есть 50 женщин-добровольцев, готовых предоставить свои яйцеклетки и выступить в роли суррогатных матерей, но их бюджет весьма далек от 150 миллионов.)

Но допустим, что кому-то удалось клонировать ребенка. Конечно, будет шум в прессе, умением его поднимать уже отличились Антинори и раэлиты. Но причинит ли это кому-нибудь вред? Вообще, что принципиально изменится? Давайте рассмотрим эти вопросы по очереди.

Кто может пострадать от клонирования человека? Ответ очевиден: тот, кто появится в результате клонирования. Насколько здоровым будет клон? На этот счет есть большие сомнения. Некоторые считают, что клетки Долли вели себя не как нормальные клетки четырехлетней овцы, а скорее как клетки овцы на шесть лет старше, то есть той, от которой был взят генетический материал. Если так, жизнь человека, который получен клонированием клеток, например 50-летнего, возможно, окажется прискорбно недолгой. Сейчас, правда, это наблюдение ставят под сомнение, но появились новые вопросы. Доктор Рюзо Янагимачи клонировал в Гавайском университете мышей и обнаружил, что у некоторых клонов развиваются крайние степени ожирения, хотя кормят их не больше, чем остальных. Есть и другие отклонения. У коров, полученных клонированием в Техасском университете A&M, зарегистрированы аномалии сердца и легких. Если то же грозит людям, продолжать работу над клонированием человека не слишком этично.

Предположим, что опасения не оправдаются и клонированному человеку никакие существенные аномалии не угрожают. Удастся ли ему прожить жизнь не хуже, чем всем нам? Единственная проблема, какую я могу себе представить, — повышенное внимание со стороны журналистов. В остальном жизнь человеческого клона, например потерянного и «воссозданного» безутешными родителями ребенка, вряд ли будет сильно отличаться от жизни одного из пары идентичных близнецов после того, как второй умер (разве что его родители будут проявлять несколько необычную привязанность к «воскресшему»).