Питер Сингер - О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века

Этот вопрос, скорее всего, пережиток, доставшийся нам от той эпохи, когда у женщин не было доступа к целому спектру ролей и должностей, а значит, и соответствующих привилегий. Если так, то, прекратив задавать его без необходимости, мы не только облегчим жизнь тем, кто не в состоянии втиснуть себя в эти узкие рамки, но и сделаем еще один шаг к женскому равноправию. Кстати, это помогло бы избежать и несправедливого отношения к мужчинам в таких вопросах, как, например, предоставление отпуска по уходу за ребенком.

Более того, представьте себе, что государство перестало требовать от вступающих в брак указывать их половую принадлежность. В странах, где гомосексуальная связь не считается противозаконной, препятствия к однополому браку исчезнут как дым. То же относится к усыновителям. (Кстати, по имеющимся данным, семья с родителями-лесбиянками дает ребенку лучший старт в жизни, чем любая другая комбинация.)

Некоторые родители уже сопротивляются традиционному вопросу «девочка или мальчик?», отказываясь сообщать пол новорожденного. В Швеции одна пара объяснила, что хочет избавить ребенка от штамповки под конкретный гендер. По их мнению, вводить его в этот мир с голубым или розовым клеймом на лбу просто жестоко. А канадская пара не понимает, почему «мир должен знать, что у нашего младенца между ног».

Джейн Маккриди, автор книги «Как делать девочек и мальчиков, или Наука о сексе: взгляд изнутри» (Making Girls and Boys: Inside the Science of Sex), критикует таких родителей за перегибы. И небезосновательно, учитывая, в каком мире мы живем: сегодня скрывать пол ребенка означает привлекать к нему повышенное внимание. Но если такое поведение станет нормой или хотя бы просто распространится, вполне вероятно, что по существу это окажется совсем неплохо.

МОЯ БАБУШКА была одной из первых женщин, изучавших математику и физику в Венском университете. Когда в 1905 году она окончила курс, университет присудил ей высшую награду, к которой прилагалось кольцо с выгравированными на нем инициалами императора. Но поскольку женщины никогда прежде не удостаивались такой чести, император Франц-Иосиф отказался ее награждать.

Сегодня, больше века спустя, мы, казалось бы, уже покончили с идеей о неспособности женщин к высшему образованию в той или иной области. Поэтому так тревожит известие, что больше 30 иранских университетов отказались принимать женщин на 70 специальностей в диапазоне от ядерной физики, инженерных и компьютерных наук до английской литературы, археологии и бизнеса.

Как утверждает Ширин Эбади, иранская правозащитница и юрист, лауреат Нобелевской премии мира, эти запреты — часть генеральной линии политики правительства, направленной на то, чтобы ограничить возможности женщин домом и семьей.

Парадокс в том, что, по статистике ЮНЕСКО, в Иране самая высокая в мире доля женщин среди студентов. В прошлом году студентки составляли 60 % всех, кто сдавал экзамены, и показывали хорошие результаты в таких традиционно «мужских» областях, как инженерное дело.

Возможно, именно из-за успеха учащихся женщин, да еще в сочетании с той ролью, которую образованные женщины играют в оппозиции иранской теократии, правительство пытается переломить тенденцию. Сегодня таким женщинам, как, например, Нушин, студентка из Исфахана, рассказавшая BBC, что хочет стать инженером-механиком, не удастся профессионально самореализоваться, как бы хорошо они ни сдавали экзамены.

Некоторые заявляют, что идеал равенства полов специфичен для конкретной культуры и что Запад не должен навязывать другим свои ценности. Действительно, исламские богословские тексты всячески утверждают главенство и превосходство мужчин над женщинами. Но то же самое можно сказать и об иудейских, и о христианских религиозных текстах, а право человека получить образование, не подвергаясь дискриминации, гарантируется несколькими международными декларациями, включая Всеобщую декларацию прав человека, с которой согласились все страны, включая Иран.

Дискриминация женщин — часть более широкого спектра санкционированных в Иране предрассудков, особенно в отношении тех немусульман, которые не исповедуют ни одну из трех религий-меньшинств, признанных конституцией Ирана: зороастризм, иудаизм и христианство. Например, чтобы поступить в университет, необходимо указать свою принадлежность к одной из этих четырех официально признанных религий. Атеистов, агностиков и членов иранской общины бахаи в университет не принимают.

Интересно, что бы мы сказали в ответ на попытку оправдать расовую дискриминацию недопустимостью навязывать другим свои культурные нормы? Уж она-то много лет была частью «культуры» во многих регионах США, где людям африканского происхождения предписывалось сидеть только на задних сиденьях автобуса, учиться в отдельных школах и университетах и лечиться в особых больницах. «Культура» апартеида в Южной Африке тоже требовала, чтобы черные селились отдельно от белых и получали образование отдельно и худшего качества, чем белые. Точнее, этого требовала культура белых людей, которые там были у власти.

Между тем в Иране происходит то же самое. Страной правят мужчины-мусульмане. В 2009 году верховный руководитель, аятолла Али Хаменеи, призвал «исламизировать» университеты, в результате чего учебные программы изменились, а часть академического персонала была заменена более консервативными преподавателями. Два месяца назад Хаменеи призвал иранцев вернуться к традиционным ценностям и заводить больше детей, что, помимо нагрузки на природную среду, вполне очевидным образом скажется на положении женщин.

Международные санкции наложены на Иран с тем, чтобы не допустить создания режимом ядерного оружия, а не для того, чтобы положить конец дискриминации женщин или дискриминации по религиозным мотивам. Никто не бойкотирует ни иранские университеты, ни иранскую продукцию, как это было во время борьбы с апартеидом в Южной Африке. Похоже, мы до сих пор относимся к гендерной и религиозной дискриминации не так серьезно, как к расовой и этнической.

Возможно, мы склонны видеть какую-то связь между биологическими различиями мужчин и женщин и их социальными ролями. Различия есть, и они не только физические, но из того, что большинство инженеров мужчины, совершенно не следует, что женщин надо дискриминировать. Быть может, мужчины просто чаще, чем женщины, хотят стать инженерами.

Но когда женщина хочет стать инженером и ее подготовка позволяет ей учиться на инженера, отнимать у нее возможность такой самореализации — это совершенно другое дело. Открыто запрещая женщинам поступать на специальности, доступные мужчинам, Иран предпринял шаг такой же недопустимый, как расовая дискриминация, и реакция на него должна быть такой же жесткой.