Витторио Страда - Марксизм сегодня. Выпуск первый

Помощь западного марксизма в этом вопросе была весьма ограниченной. Если не считать Италии, где восточноевропейские дискуссии пробудили в 50-е годы большой интерес и надежду у экономистов, стоявших на коммунистических и социалистических позициях, то можно назвать еще Мориса Добба, который выделялся своим недогматическим подходом к проблемам, поднятым реальным опытом строительства экономики коммунистических стран [231]. Во всех остальных случаях, особенно среди «троцкистов» и «новых левых», преобладала приверженность марксистской ортодоксальности, кульминацией которой в некотором смысле было предупреждение Пола Суизи: «Осторожно с рынком; это тайное оружие капитализма» [232].

Первая попытка воплотить на практике в одной из стран советского блока концепцию централизованного планирования с механизмом регулируемого рынка была сделана в 1956 году. Этой страной была Польша, где после восстания рабочих в Познани усилился политический нажим в сочетании с требованием поднять эффективность экономики путем введения новой системы. Когда в июле 1956 года Центральный Комитет ПОРП окончательно одобрил идею общей реформы, в стране начал развиваться стихийный процесс перемен, идущих снизу. Некоторые предприятия начали проводить то, что стало известно под названием «эксперимент». Были созданы выборные рабочие советы. Чтобы избежать дезорганизации и не утратить политического контроля, специально назначенная комиссия спешно приняла три важные меры: была значительно расширена автономия предприятий и резко сокращены объемы обязательных к выполнению централизованных планов; был создан «фонд предприятия», который связал оплату рабочей силы с финансовыми результатами деятельности предприятия, и, наконец, – и это главное – был издан «Закон о рабочих советах», в соответствии с которым последние, будучи свободно избранными органами, не подчиненными никакому иерархическому аппарату, заняли важное место в структуре управления, получив право налагать вето на назначение генерального директора или требовать его отставки. Все три меры были приняты после возвращения Гомулки к власти в октябре 1956 года и хотя связывались с ним, но на самом деле явились результатом непосредственно предшествовавшего этому процесса развития. После возвращения Гомулки к власти какое-то время шло приспособление других секторов к положению, которое сложилось после введения названных выше новшеств: был создан Экономический совет, который на правах консультативного органа разработал проект комплексной реформы, наделенный на то, чтобы увязать макропрограммирование с регулируемым рынком [233]. Однако через какое-то время развитие этого процесса пошло со сбоями, и вскоре наметилось отступление по многим позициям. К концу 1958 года наиболее характерные элементы централизованного планирования были во многом восстановлены, а рабочие советы утратили свое прежнее содержание. И партийный аппарат вновь завоевал прежние позиции высшей прослойки в экономической администрации.

Несмотря на официальное осуждение идеи возможного использования механизма рынка в социалистической экономике, на практике почва для проведения экономической реформы была подготовлена и в других странах советского блока. В 1958 году в Чехословакии был принят проект «новой системы планирования и финансирования промышленности», в котором хотя и ставились более узкие задачи, чем это было в Польше в 1956 году, но указывалось то же направление развития. Однако уже в 1960 году о большей части этих новшеств практически забыли. После драматических событий 1956 года Венгрия воздерживалась от проведения какой-либо широкой программы реформ; тем не менее некоторые шаги для ослабления сверхцентрализованной системы предпринимались начиная с 1958 года и позднее, включая реформу цен 1959 года.

К началу 60-х годов уже казалось, что основа старой системы функционирования экономики останется без изменений. Однако растущие экономические трудности (и среди них – снижение в абсолютных величинах национального дохода ЧССР в 1963 году и заметное отставание в развитии ГДР) вновь заставили искать пути к улучшению ситуации. Это положило начало тому, что я раньше называл «второй волной экономических реформ». Характерной чертой этой «второй волны» было то, что на сей раз во главе ее шли наиболее развитые коммунистические страны и что сам Советский Союз (несмотря на то что он остерегался быть втянутым в широкие теоретические споры) как будто бы встал в ряды реформаторов [234]. Во всех странах Восточной Европы (за исключением Албании, которая с 1961 года практически вышла из блока, избрав тогдашнюю китайскую линию) было объявлено о программах проведения реформ, так что кое-какие шаги по их осуществлению все же были сделаны. Восточная Германия была первой в этом плане. В 1963 году были утверждены «Директивы по новой экономической системе планирования и руководства народным хозяйством»; в 1964 году началось их выполнение. Это был умеренный вариант, конечно, не нацеленный на полный отказ от выполнения обязательных заданий и прямого распределения натуральных ресурсов, однако он активно содействовал расширению автономии предприятий (или их объединений) и укреплял финансовую основу системы (рентабельность) как в плане личного стимулирования, так и в смысле перспективного развития предприятий. Советские, польские, болгарские и румынские проекты реформ 60-х годов в целом были сходными, но отличались друг от друга по ряду практических аспектов. Венгрия и Чехословакия пошли дальше. В 1965 году ВСРП одобрила проект, который по основным своим положениям соответствовал модели экономики с централизованным планированием и регулируемым рыночным механизмом. Осуществлению проекта, начатому 1 января 1968 года и ставшему известным под названием «Нового хозяйственного механизма» [235], предшествовала сложная подготовительная работа. Что касается Чехословакии, то здесь радикальные идеи реформы, ориентированной на рынок, постепенно слились с мощным движением за демократический социализм, которое получило название «пражская весна» и открыло новую главу и в теоретическом понимании функционирования социалистической экономики.

Как уже было сказано вначале, в задачи этой работы не входит изложение истории экономических реформ в социалистических странах. Достаточно лишь напомнить, что «вторая волна» вскоре полностью спала во всех странах советского блока (за исключением Венгрии); аналогичная судьба постигла и последующие попытки реформ (например, в Польше после восстания рабочих в 1970 году). Причиной вряд ли могло быть новое признание «заслуг» старой системы и, следовательно, вывод о бесполезности реформ, ведь подобный вывод опровергался как все ухудшавшимся экономическим положением названных стран (которое в особам случае с Польшей привело к небывалому по силе кризису), так и тем фактом, что большинство коммунистических стран (включая Китай в послемаоистские годы) время от времени так или иначе возвращается к мысли о реформе. Если все это справедливо, то причину, вероятно, следует искать в чем-то еще, а не в одном только этом элементе. Например, венгерский опыт, проводимый с 1968 года, несмотря на относительный его успех, не оставляет сомнения в том, что некоторые важные задачи, поставленные «Новым хозяйственным механизмом», абсолютно не выполнены или выполнены не полностью по сравнению с тем, что было предусмотрено. Здесь, по всей очевидности, нужно было заменить нажим, оказываемый с целью добиться выполнения плановых задач, подлинным духом соревнования, но так, чтобы это не шло в ущерб развитию. Венгерские экономисты выявили множество факторов, оказавшихся причиной того, что главная идея централизованного планирования с регулируемым рыночным механизмом (а именно ее реализация должна была сделать «для предприятий выгодным то, что выгодно для национальной экономики», и дать верные микроответы на макрополитику, передаваемую на языке финансовых установок, а не на языке приказов и физического принуждения) натолкнулась на серьезные преграды [236].