Пятигорский Моисеевич - Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства

Участие французских масонов в Великой французской революции конца 18-го века поставило перед английским масонством намного более серьезную проблему — в особенности если учесть тот факт, что 24 ноября 1790 г. Великим Мастером был избран принц Уэльский. В результате английское франкмасонство как организация приобрело самый высокий статус, чем когда-либо прежде, статус «аномальной эксклюзивности», которым пользуется до сего дня. Однако многочисленные нападки на французское масонство за его якобы активное участие в революции (на самом деле сильно преувеличенное) не могли (и не оставили) в стороне и английское масонство. Следующий фрагмент из Престона очень ярко иллюстрирует, насколько он был встревожен возможными последствиями увязывания английского масонства с Французской революцией: «Поскольку французская революция, которая по своему масштабу и силе воздействия является важнейшим событием, произошедшим со времени религиозных революций в Европе в начале 16-го столетия, к сожалению, стала причиной… многих печальных расхождений… стало необходимо противостоять поступкам тех заблуждавшихся индивидуумов, которые пытались посеять семена анархии и отравить умы людей» [247]. Далее объясняется следующее: «заблуждавшиеся индивидуумы», вовлеченные в «печальные расхождения», о которых здесь идет речь, — это, без сомнения, не французы, а англичане; и, вероятно, некоторые из них — английские масоны. Однако речь здесь не идет о безоговорочном осуждении революции как таковой. Перед нами скорее попытка установить своего рода историческое равновесие. Престон хотел показать либеральное лицо масонства — и сыграть, в своей собственной истории, роль просвещенного и непредвзятого летописца. Но и не более того. Как и Данкерли, Престон, при всей своей масонской строгости и пуризме, верил в «загадку масонства» и особую миссию Цеха в наступающую эпоху. Именно поэтому он не хотел, чтобы масонство всерьез взялось за разрешение каких-либо проблем, которые могли угрожать его официальной позиции и репутации. Престон был вообще против сколь-нибудь определенного соотнесения масонства с важными событиями своего времени. Английскому масону нельзя было просто так отвергнуть Французскую революцию из-за собственного (неразумного) патриотизма, или даже из-за отвращения к безумствам этой революции. Вместо этого масон должен был оставаться в стороне от эпицентра политической бури, вызванной ею, так чтобы его позиция могла рассматриваться как позиция, так сказать, «лояльного наблюдателя». Престон и был типичным лояльным наблюдателем истории, сам принадлежа к тому тонкому слою в английском масонстве, который оказался между немыслящим дном и беспечным верхом. Иными словами, он принадлежал к слою, представлявшему масонское самосознание [248].

Когда в июле 1799 г. в Англии был принят «Акт о незаконных обществах», в его части, посвященной масонству, уточнялось, что деятельность масонов «в значительной степени направлена на благотворительные цели…» [249]. Позже, в 1799 г., упоминание о франкмасонстве было полностью изъято из этого парламентского акта.

Вероятно, именно эта новая позиция английского франкмасонства в отношении современных событий («обращай внимание, но не становись участником»), вместе с заметным усилением его статуса в государстве и в отношениях с ним, позволила масонам отнестись с поразительным чувством своего превосходства к потоку антимасонской литературы, наводнившему страну в первое десятилетие правления Великой Ложей принца Уэльского (1790–1813). Явное проявление этого чувства превосходства мы видим в следующем фрагменте из обращения к Великой Ложе графа Мойры, исполняющего обязанности Великого Мастера, от 3 июня 1800 г.: «Некоторые нынешние публикации выставляют Общество масонов перед миром как союз, направленный против законной власти; такое обвинение тем более безопасно, что известные установления нашего содружества гарантируют [250], что на них не будет опубликовано никакого ответа. Несомненно, в тех странах, где неразумные запреты ограничивают выражение чувств, действие человеческого ума, помимо других средств затруднения контроля, возможно, прибегло к хитрости, когда название франкмасонов позаимствовано для прикрытия собраний, имеющих подрывные цели» [251]. Граф Мойра, подобно Престону, не отмежевывается полностью от обвинений врагов франкмасонства. Он смело утверждает, что, хотя такое «заимствование названия» достойно порицания, причина его лежит в «неразумных запретах», которые он противопоставляет свободной деятельности человеческого ума, лелеемой в масонстве.

В начале 19-го века распространение франкмасонства на родине и за рубежом, лишь слегка задержанное Наполеоновскими войнами и континентальной блокадой, продолжало набирать скорость. Число лож, Новых и Древних, в Англии и Уэльсе превзошло 2000, не говоря уже о Шотландии — и, в особенности, Ирландии, где масонство стало, даже среди католиков, привычной чертой повседневной жизни [252]. Первые шаги в направлении сближения двух оставшихся соперничающих Великих Лож были предприняты уже в 1790-х гг. Процесс, хотя и был очень медленным и затрудненным гордостью, подозрительностью и враждебностью, привел наконец к окончательному воссоединению Древних и Новых и образованию Объединенной Великой Ложи Англии в 1813 г. [253]Ее первым Великим Мастером был избран Август Фредерик, герцог Сассекский, который занимал этот пост на протяжении 30 лет. Закончу главу еще одним историческим замечанием. При воссоединении двух Великих Лож в 1813 г. каждая сторона должна была заплатить свою цену за единство английского масонства. Древние отказались (по крайней мере, формально) от своих обвинений в том, что Новые — «ненастоящие», а их Великая Ложа — «неконституционная», как и от создания ими новых лож в Великобритании и за рубежом. Новые формально признали Королевскую Арку как неотъемлемую часть структуры английского масонства (что, в общем-то, не было уступкой, поскольку они сами начали использовать и практиковать ритуалы этой Степени задолго до воссоединения, хотя и в рамках отдельного Ордена). Второй уступкой Новых, если это можно так назвать, стало то, что Объединенная Великая Ложа отказалась от истории масонства — доисторической также, как исторической, легендарной и мифической. Историческая часть сочинения Андерсона просто перестала быть частью их Книги Конституций. Однако масонская история осталась предметом и занятием для историков — официальных и неофициальных, масонских и немасонских — вплоть до сего дня.

Рассказать о масонстве в Соединенных Штатах в рамках короткой главы — значит сочетать все трудности наливания кварты в кружку размером в пинту с представлением сокровищ пещеры Аладдина средствами провинциальной пантомимы.