Лешек Колаковски - Семнадцать или и другие эссе

В тот же день в кабинете царя было созвано совещание, в котором участвовали четверо высших сановников государства. Открывая заседание, царь заявил:

Я получил известие, что родился царь иудейский. К сожалению, информация звезд носит слишком общий характер и касается только места и приблизительного времени рождения, а, следовательно, очерчивает достаточно многочисленный класс возможных претендентов на мой трон. Коль скоро невозможно установить, какой именно индивид этого класса является особой, о которой идет речь, и коль скоро нельзя допустить утраты власти, единственным образом действия является уничтожение всего класса. Иными словами, надлежит вырезать всех детей, рожденных в городе Вифлееме во время, указанное звездами.

Четыре советника задумались. После долгого молчания взял слово первый, который был фаталистом-стоиком.

Прости, царь, но я считаю твой проект неподходящим. Коль скоро Провидению было угодно, чтобы родился царь, то никакие человеческие усилия не смогут обмануть предназначение. Звезды говорят о том, что случится непременно, а не о том, что только может произойти. Что бы мы ни предприняли, судьба должны исполниться. Предлагаю отказаться от всяких шагов в этом деле, потому что они бесполезны. Припомни историю Эдипа и предсказание, полученное его отцом. Человек бессилен против рока. Считаю, что нужно оставить младенцев в покое. Предоставь Богу довести дело до конца.

Я нахожу твою позицию пораженческой и паникерской, - спокойно, но решительно возразил Ирод. - Есть другие мнения?

Я не согласен с выводом уважаемого коллеги, - отозвался второй советник, который был моралистом и эпикурейцем. - Прежде всего, я не верю в неизбежность предназначения. Фиктивность его была доказана сочинениями великого Эпикура. Но даже, стоя на позиции моего коллеги, я не вижу поводов для предложенной им интерпретации. Звезды сообщили, что родился царь. Однако, они не указали, что тот, кто родился, станет царем. Быть может, смысл предсказания таков: родился некто, имеющий духовную предрасположенность стать царем, или некто, кто в благоприятных обстоятельствах может им стать. Следовательно, акция по устранению возможного врага может оказаться эффективной.

Значит, ты поддерживаешь мой проект? - спросил Ирод.

Нет. Я не согласен с предыдущим обоснованием, но согласен с выводом. Не следует предпринимать действий против грудных младенцев, ибо, хотя акция и может оказаться эффективной, она аморальна. Ведь побеждать слабых и беззащитных противников, которых можно уничтожить, не подвергаясь опасности, аморально.

Я рассматриваю твое выступление, - холодно заметил Ирод, - как ребяческую выходку моралиста, который хотел бы подчинить политику морали. Опыт учит, что эти попытки безнадежны. Я мог бы простить тебе твои утопические фантазии, но, к сожалению, объективно они приводят к тем же результатам, что и фаталистические выводы твоего коллеги, призывающего к квиетизму и бездействию. Морализаторство и пораженчество по сути являются подрывной деятельностью, угрожающей государственному строю. Вы, господа, забываетесь. Речь идет о власти. Тут не до шуток. Продолжим обсуждение.

Я смотрю на дело иначе, - заговорил третий советник, который был религиозным моралистом. - Я тоже не верю в неизбежность судьбы, как и мой коллега эпикуреец. Но я не верю и в некие безусловные правила морального поведения. Истребление младенцев может быть разумным и привести к уничтожению конкурента. Если бы можно было обеспечить себе безнаказанность в этом деле, не следовало бы колебаться ни минуты. Но нужно просчитать, окупится ли мероприятие в долгосрочной перспективе. Эффективность его вероятна, но не гарантирована. Зато будущая кара со стороны Бога гарантирована. Ведь, насколько я помню, Бог не одобряет массового избиения младенцев. Спасая свою власть, ты, царь, обрекаешь себя на посмертное наказание, по сравнению с которым потеря власти окажется мелкой неприятностью. Я не советую тебе совершать этот шаг не потому, что он неэффективен, не во имя безотносительной морали, но исходя из простого подсчета потерь и убытков.

К сожалению, господа, - сказал Ирод, - я с недоумением наблюдаю, что вам до сих пор не удалось понять сущности власти. Нет вещей, более важных, чем власть. Вы предлагаете мне согласиться через несколько лет с утратой власти, чтобы через пятнадцать-двадцать лет избежать неприятностей? Вы бредите. Продолжим.

Мое мнение, - заметил четвертый и последний советник, который был политиком, - принципиально отличается от всех предыдущих. Мои предшественники, за исключением последнего, сами себя опровергли. Мне остается только опровергнуть доводы последнего оратора. Но я на минуту вернусь к морализаторской аргументации. Утверждать, что избивать младенцев аморально (даже если бы мы признали некие принципы безусловной морали) - это значит говорить неправду. Ссылка на то, что младенцы беззащитны, не имеет смысла. Допустим, мы убили какого-то врага, пусть даже взрослого, вооруженного с головы до ног мужчину. Раз мы его убили, значит, он оказался беззащитным. Иными словами, в каждой битве мы побеждаем только беззащитных - или победят нас самих. С этой точки зрения, нет никакой разницы между младенцами и легионами вооруженных латников. Мысль о том, что аморально вступать в борьбу, не подвергая себя никакой опасности, считаю столь же абсурдной. Ведь отсюда следует, что в борьбе нельзя делать ничего, чтобы минимизировать потери, и напротив, следует делать все, чтобы их увеличить, то есть, чтобы проиграть. Шутить изволите, господа? Постарайтесь быть хоть немного последовательными. Если мы в принципе допускаем борьбу и уничтожение противника (а нет никакого сомнения, что никто не может осуждать борьбы как таковой), то одобряем также все наиболее результативные способы борьбы. Можно ли во время войны пробраться в стан врага и украсть или уничтожить его запасы оружия? Можно. Но тогда мы сделаем врага безоружным. Тем лучше, говорю я. Короче говоря, если вообще можно бороться, то можно бороться и с безоружными. А в таком случае, почему нельзя воевать с младенцами?

Последнее из высказанных здесь мнений столь же ребяческое. Вы говорите, что Бог разгневается за избиение невинных? И за применение принципа коллективной ответственности? Нонсенс. Кажется, я не должен вам напоминать, сколько раз в мировой истории Бог давал своим войскам однозначные приказания об истреблении целых городов и стран, подчеркивая при этом, что и грудные младенцы подпадают под действие приказа. Эти случаи на каждом шагу описывает Священное Писание. Да и зачем ходить так далеко? Припомните историю первородного греха. Из-за греха Адама, который отдален от нас на несколько десятков поколений, каждый из нас, будучи новорожденным младенцем (я подчеркиваю, уже при рождении) несет на себе тяжесть его вины. То есть, грех Адама отягчает каждого младенца. Как известно, он принес неисчислимые несчастья миллионам людей. Значит, принцип коллективной ответственности является естественным образом действия Бога, и заурядный акт истребления нескольких сот младенцев, среди которых находится один враг, это просто ничто, смешная мелочь по сравнению с историей первородного греха, из-за которого постоянно умирают миллионы. Ибо феномен смерти, как учит Писание, есть результат непослушания Адама и Евы. Вот мои резоны. Надеюсь, они достаточно убедительны?