user - Философия вождизма. Хрестоматия

ДЛЯ ЧЕГО НАМ НУЖНА ПСИХОЛОГИЯ?

Вступительная речь на XVI съезде Немецкого

общества психологии в Байрейте 2 июля 1938 г.

Из отчета о съезде, опубликованного под названием

«Характер и воспитание» издательством

Иоганн Амброзиус Барт, Лейпциг, в 1939 г.

Освященное помещение, в котором мы начинаем эту конференцию, это, по сути, - светская церковь (речь идет о Доме немецкого воспитания, — Прим. Пер.). Наша задача — воспитание человека в немецком духе — священная задача. В таком помещении можно говорить только о самом важном.

Большие неудачи — большие задачи. Есть ли у немецкой психологии, что сказать? Многие, под впечатлением недавнего прошлого, до сих пор в этом сомневаются. «Зачем нам психология?» - этот вопрос часто задают сегодня. Широкая общественность помнит, что некоторые направления психоанализа были прямым продолжением марксизма, а учение еврейского психоаналитика Альфреда Адлера долгое время было чуть ли не государственной философией в Австрии. Многие современники помнят литературу, находившуюся на стадии психологического разложения, так называемую «поэзию», в которой болезненное объявлялось нормальным. В самой психологической науке, как и в литературе, распространялась тенденция не обращать внимания на различие людей по уровню, а приравнивать даже высших людей к недочеловекам. Культурный большевизм в «научном» одеянии — вот что представляли собой на самом деле многие психологические школы, которые задавали тогда тон в Германии и, пользуясь неистребимым интересом «народа мыслителей» к мировоззренческим вопросам, пытались увлечь его чужеродными учениями. Сегодня они окопались за рубежом; оттуда направлены на Германию и на весь мир их невидимые простым гла- 13 Зак. 3872

зом, но мощные пушки, замаскированные духовные орудия ложных и разлагающих мировоззрений. Многие психологи, раньше работавшие в этих направлениях, честно верили, что служат только истине - к ним не может быть претензий. Они не знали, какие разрушительные силы используют эти направления и как защищают их от их противников, немецких ученых.

Высшим учебным заведениям следовало проявлять больше политической бдительности, чтобы не нанести вреда Германии и немецкой науке. Например, эти заведения долго бессловесно терпели мировоззренческое иго марбургского философа Германа Когена из еврейской великой ложи и.О.В.В., который растворял Канта и весь немецкий идеализм в древнееврейских учениях, выдаваемых за «вечную философию». Параллельные явления наблюдались и в психологии. Это физикализм и зоологизм.

Если физикалистская школа учила, что психические явления это то же самое, что физические процессы, а зоологическая школа наблюдала принципиальные сходства в поведении людей и крыс, то уже тогда было и стремление подняться на человеческий уровень. То, что у человека общего с животными, является общим для всех людей. Это относится и к свойствам «человека-системы» как носителя физических процессов. Разумеется, исследования на этих уровнях тоже нужны, но имела место сознательная «игра на понижение», стремление принизить высшее в соответствии с идеологией равенства революции 1789 года. Правда, науке самой свойственна склонность к элементарному, но упомянутые школы были орудиями определенных политических сил. Кто еще сомневается, пусть посмотрит, кто занимает кафедры психологии в высших учебных заведениях тех стран, где решающее влияние имеют марксисты. Пример - Швеция.

У нас до сих пор применяются еврейские тесты умственных способностей по Уильяму Стерну. Во многих местах от них зависит поступление в высшие учебные заведения. Многие из подвергавшихся этим испытаниям инстинктивно чувствовали, что эта форма отбора людей приведет к тому, что путь к высшему образованию и тем самым к высшим постам будет открыт людям с интеллектом чуждого нам типа, что произойдет явный аитяогбор. В принципе против тестов такого рода возразить нечего, они могут быть полезными. Но тесты, о которых идет речь, однозначно ориентированы на тип интеллекта, преобладающий у евреев. Учение об интеллекте еврейского психолога Уильяма Стерна было действительно «национальной» наукой, только какой нации?

После всего изложенного, встает вопрос: Не противоречит ли и в самом деле психология тому, к чему мы стремимся? Многие и сегодня так думают, судя по прошлому, но они совершают самую роковую ошибку, какая только возможна сегодня в научной, культурной и политической области. Мы ответим на вопрос вопросом: Должны ли мы, потому что политика последних десятилетий была плохой, вообще отказаться от всякой политики? Именно там, где в прошлом были допущены самые большие промахи, сегодня стоят самые грандиозные задачи.

Это не ораторские антитезы, а необходимые и понятные взаимосвязи. Порочная система прошлого действует не где-то на окраинах жизни, а в ее центре. Центральной областью жизни является политика: именно в ней в прошлом были допущены самые большие промахи. И в науке искажения истины были тем больше, чем ближе ее отрасли находились к центру Бытия. Мировоззрения прошлого именно поэтому придавали такое значение нашей области. «Душа - обиталище судьбы», — сказал еще Демокрит. Главное — определенный тип людей, определенный тип психики. О человечестве вопрос тогда не стоял, не стоит и сегодня.

Уже в 20-х годах параллельно с политической борьбой шла духовная борьба за истину. Как в прошлую эпоху односторонне ориентированная, ошибочная психология использовалась для оправдания ее заблуждений, так и сегодня мы должны помочь победе в научной области истины нашей эпохи.

Самомнение науки? Сопротивления следует ожидать с двух сторон. Национал-социалисты спросят: «Не сказывается ли в такой постановке проблемы самомнение науки?» Многие думают, будто все, что относится к мировоззрению, отныне полностью выводится из сферы компетенции науки. Воспитание, отбор, характерология — все это теперь чисто политическое дело. С другой стороны, наши противники как в Германии, так и за рубежом упрекают нас в том, что мы стали жертвами «унификации», в то время, как наука должна стремиться к объективной истине.

Мы готовы дать ответ обеим сторонам. Первым мы ответим, что наука вовсе не лезет в самую первую шеренгу. Есть две формы познания: одна инстинктивная, интуитивная, можно сказать, провидческая, другая — научная. В сложной обстановке лишь немногие инстинктивно нащупывают правильный путь. Такая линия поведения необходима и для человека науки, если он занимался основными проблемами Бытия. Чрезмерно развитый интеллект легко может впасть в заблуждение и принести больше вреда, чем пользы. Разумеется, линия поведения ни в коей мере не должна определять или предвосхищать результаты исследований. Но ориентация познания, выбор проблем определяются поведением. Оно решает, какими вопросами стоит заниматься, а какими нет. Поведение, инстинкт, интуиция сразу же вносят коррективы, если исследование человеческой сути становится односторонним.