Коллин Клири - Что такое руна? И другие эссе

В Мидгарде все эти оппозиции встречаются и перемешиваются. Я могу добавить к интерпретации Клири гегелевское замечание (с которым он безусловно согласится) что это делает Мидгард конкретной тотальностью, отличной от других миров. Так один член пары оппозиций обладает своей идентичностью только посредством другого, в некотором смысле его идентичность находится за его же пределами. Другими словами, Муспельхейм является лишь «абстракцией», если рассматривается в отрыве от Нифльхейма. Только когда огонь и лёд встречаются, нечто конкретное обретает бытие — довольно буквально, в этом случае (если принять германскую космологию). В Мидгарде все эти оппозиции диалектически примиряются. Мидгард является, поистине, единым целым. Другие восемь миров символически выражают фундаментальные истины Мидгарда.

Кто-то может возразить, что Клири, на самом деле, вернулся к подходу, использованному им в старых эссе, таких как «Философские заметки о рунах», в которых он пытался «философизировать» (или, возможно, «рационализировать») вещи. Но дело не в этом. В эссе «Что такое Руна?» Клири утверждает, что мифопоэтическое мышление это не просто философия, обличённая в образы. Как упомянуто ранее, он признаёт, что мифопоэтическое «мышление» в основном есть способ бытия в мире, а не способ мышления.

Что конкретно это означает? Ближе к концу «Девятирицы» Клири сообщает нам, что для наших предков Муспельхейм и другие миры были и реальными местами и символами одновременно. Хотя Клири и не говорит именно так, причина этого лежит в том, что все места и все вещи воспринимались нашими предками как символы — как и реальные, так и проецируемые нашим воображением. Клири предлагает «чёрный ход» в мир наших предков через философскую интерпретацию символов. Однако, сам признаёт, что этого недостаточно. Он пишет: «Я не знаю как восстановить мифопоэтическое мышление. Возможно, необходимо обдуманно и медленно читать мир как геральдическую книгу: рассматривать вещи как символы, намеренно стараться смотреть на мир глазами поэта».

В «Дарах Одина и его братьев» Клири применяет тот же подход для понимания германского антропогенеза (описание происхождения человека), найденного им в Эддах. Согласно мифу, два дерева (Аск и Эмбла) были трансформированы в людей, когда троица богов даровали им определённые характеристики. Клири утверждает, что ключ к пониманию германского воззрения на природу человека лежит в богах, которые фигурируют в этом мифе, а не в характеристиках которые они даруют. Он фокусируется на именах богов данных в Младшей Эдде : Один, Вили и Be. Эти трое (которые могут быть, как утверждает Эдред Торссон, тремя аспектами одного божества) представляют триаду органически связанных качеств человеческой природы — на самом деле, фундаментальных её качеств. В терминологии Клири это: ekstasis (Один), воля (Вили) и освящение (Be).

Мы уже коснулись того, чем является ekstasis (хотя только в этом эссе и «Камни взывают» Клири даёт наиболее полное его описание). Воля — это попросту наша способность изменять данное в соответствии с нашей концепцией того, что может или должно быть. Очевидно, что воля уникальна для человека. Животные тоже меняют окружающее их пространство (например, бобры строят плотины), но не в результате сопоставления неких взаимоисключающих возможностей.

Тем не менее, воля зависит от ekstasis и, на самом деле, воля это одна из форм проявления ekstasis (таким образом, они взаимозависимы). Клири пишет: «...воля» зависит от нашей способности пребывать вне себя (буквальное значение ek-stasis), вне сиюминутного момента, способности воспринимать или запечатлевать Бытие сущего и быть захваченным видением возможного Бытия, того, что «должно» быть». «Освящение» — это акт отделения человеком (мысленного или посредством действия) чего-то от своего контекста и наделение его «сакральностью» или особой значимостью (например, священная реликвия, флаг, определённое место). Опять же, это нечто доступное только человеку. В отличие от воли, оно не подразумевает буквального изменения объекта. Но чтобы освятить объект, мы должны сперва быть открыты Бытию этой вещи — и потом, в некотором смысле, мы даруем ей новое Бытие (например, эта роща не просто роща, а место, в котором проявляется божественное). Воля и освящение, таким образом, зависят от ekstasis — но ekstasis выражается через волю или освящение. Данная взаимозависимая триада называет три фундаментальных аспекта, которые отделяют нас от зверей.

Если воля понимается как наша способность менять данное в соответствии с нашими планами или идеалами, то она морально нейтральна. Однако те, кто читал раннее эссе Клири «Познание богов», могут вспомнить его описание воли как «...Воля это импульс «закрыться» для не-себя [или для «высшего»], это изолированность, которая одновременно возвышает и возвеличивает Я до абсолютного статуса». Клири ссылается на современность как «Эпоху Воли», когда ко всему относятся как к сырью, которое следует переработать в соответствии с человеческими планами (здесь он также опирается на Хайдеггера, конкретно на работу «Вопрос о технике»). В данной книге Клири рассуждает о воле как обладающей и позитивными и негативными аспектами, в то время как в «Познании богов» были затронуты только негативные.

Действительно, и воля и ekstasis амбивалентны — способны вести нас к благу (даже к величию) или обманывать и уводить с пути. Эти же оппозиции представлены и в боге ekstasis/odr Одине. Они представлены и в нас, людях — но особенно в североевропейце, которого Клири (вслед за Шпенглером) называет «фаустовский человек». Для Клири это важный концепт, поэтому он рассматривается в нескольких эссе в данной книге (наиболее полно в «Асатру и политическое»). Как Клири открыто заявляет в своей статье для четвёртого номера альманаха TYR («Что такое одинизм?»), фаустовский человек является эквивалентом одинистского.

Клири связывает фаустовское-одинистское с гегелевским описанием природы «германских народов», которые (цитируя Гегеля) демонстрируют «бесконечное стремление к знанию, чуждое другим расам»; «противопоставляет себе мир [то есть природу], освобождается от него, но снова снимает эту противоположность... посягая на всё, чтобы во всём обнаружить своё присутствие». Германский (фаустовско-одинистский) дух «Внешний мир... подчиняет своим целям с такой энергией, которая обеспечила ему господство над этим миром».

В самом длинном эссе данной книги, «Камни взывают», Клири продвигает поистине революционный тезис, что ekstasis объясняет внезапное появление изобразительного искусства в Европе около 40 000 лет назад. Удивительно, что изобразительное искусство не появлялось нигде в мире ещё 30 000 лет. По словам Клири, это представляет непростую проблему для политкорректных археологов и палеонтологов, отчаянно отказывающихся признавать, что Европа может представлять нечто особенное. Если утверждение Клири верно, справедливо заключить, что впервые ekstasis проявился в Европе. И если он прав связывая ekstasis не только с изобразительным искусством, но и с философией, наукой, религией и поэзией, неудивительно, что самые ранние бесспорные свидетельства появления всего этого обнаруживаются в Европе.