Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

Касательно царской инициации достаточно повторить то, что уже было сказано по поводу обрядовых, священных и триумфальных действий, в которых повторяются действия, приписываемые богу или герою, с целью претворения в жизнь, призывания или обновления соответствующих сверхъестественных влияний. Весьма отчетливым образом это происходило в Древнем Египте. Как мы уже показали, восшествие фараона на престол повторяло «жертву», сделавшую Осириса трансцендентным божеством; этот обряд использовался не только для обновления качества природы, божественной уже с рождения, но также —и прежде всего —как инициация, нацеленная на пробуждение трансцендентного измерения в человеке, которому предначертано быть фараоном, и на принесение ему «дара жизни». Что касается деталей подобных обрядов, мы ограничимся описанием обряда, который в Элевсинских мистериях соответствовал дарованию царственного титула [206] [206] За основу здесь принята главным образом реконструкция Элевсинских мистерий, сделанная В. Маньеном (V. Magnien, Les Mystères d'Eleusis , Paris,1929, pp. 196 и далее). .

Будущий «царь» сначала проводил некоторое время в одиночестве. Затем он должен был переплыть реку с кровью и водоворотами —он пересекал «поток рождения» посредством собственной силы, оставляя позади, на том берегу, свое старое тело, душу и личность. Позже река пересекалась в обратном направлении на лодке, [207] [207] Любая из этих фаз (при условии их традиционного характера) могла дать жизнь бесчисленным сравнениям. Опишем лишь некоторые из них. Пересечение вод, вместе с символизмом мореплавания, является одним из наиболее частых. Корабль является одним из символов, отсылающих к Янусу, что видно в том же католическом понтификальном символизме. Халдейский герой Гильгамеш, который идет по «пути солнца» и по «горному пути», должен пересечь океан, чтобы достичь божественного сада, где он должен найти дар бессмертия. Пересечение великой реки, вместе с группой испытаний, состоявших во встречах с животными (тотемами), бурями и так далее, встречаются в мексиканском посмертном пути (см. A. Réville, Les religions du Mexique , de l'Amérique centraleet du Pérou , Pari, 1885, p. 187), как и в североарийском (переход через реку Тунд ради достижения Валгаллы). Образ перехода также встречается в северной саге о Зигфриде, который говорит: «Я могу доставить нас вдаль [на «остров» божественной девы Брунгильды, известный «только Зигфриду»] по волнам. Морские пути мне знакомы» ( Песнь о Нибелунгах , VI); в Ведах, где царь Яма, понимаемый как «сын солнца» и первый среди существ, который нашел путь в другой мир, «прошел через бурный поток» ( Ригведа , X, 14, 1-2; X, 10, 1). Символизм пересечения часто встречается в буддизме, в джайнизме существует термин тиртхамкара («сооружающий брод»), и так далее. Другой аспект этого символизма описан в гл. 25. а царь был облачен в шкуры животных. Эти шкуры, по всей вероятности, символизировали тотемные силы, выходящие на поверхность из-за приостановки действий преходящего внешнего «Я», а также силы коллектива. Таким образом, здесь идет речь об установлении контакта со сверхъестественным измерением и отождествлении с ним. В вакхическом ритуале после разрывания жертв на куски корибанты [208] [208] Жрецы фригийской богини Кибелы — прим. перев . облачались в их шкуру; это символизировало отождествление с богом, представленным жертвами, и получение его силы и природы; египетские посвященные также носили шкуры жертв, олицетворявших Сета. [209] [209] См. V. Macchioro , Zagreus , cit., pp. 71-72. Таким образом, общий символизм новой фазы обряда, вероятно, намекает на достижение состояния, в котором становится возможным предпринять символический переход, также приобретя определенные силы, связанные с подземно-витальным планом коллективного организма, благодаря которому человек будет подготовлен стать вождем.

Будущий «царь» в итоге достигал другого берега реки и должен был начать восхождение на вершину горы . Тьма окружала его, но боги помогали ему взойти по тропе и пересечь несколько уровней. Здесь мы обращаем внимание на повторение хорошо известных символов: твердая земля или остров, гора или возвышенность. Более того, мы находим идею планетарных влияний («уровни» могут соответствовать семи платоновским «кругам судьбы»), которые человек должен был преодолеть, достигая в итоге символической области неподвижных звезд, символизирующей состояния чистого мира бытия. Это соответствует переходу от малых к великим мистериям и, согласно античному различию, от лунно-теллурического обряда к солнечно-олимпийскому. Инициата приветствуют другие цари и знать; он входит в освещенный храм, чтобы установить контакт с божественным; ему напоминают об исполнении главных обязанностей царя; наконец, он получает одеяния и символы власти и его достоинства, и садится на трон.

В Египте обряд царской инициации включал три отдельных момента, соответствующих вышеупомянутым фазам: в первую очередь —очищение; за ним следовал обряд получения сверхъестественной жидкости, символизируемой короной ( уреем ) или двойной короной (корона часто называлась «великая чародейка», которая «устанавливала по правую и по левую руку царя богов вечности и стабильности»); и, наконец, «восхождение» к храму, олицетворявшему «другой мир» ( падуат ) и «объятие» солнечного бога, что являлось окончательным посвящением, которое устанавливало это новое рождение в бессмертии и его божественную природу, посредством которой египетский фараон представал «сыном» этого же бога [210] [210] См. A. Moret, Du caractère , cit., pp. 100-101,220, 224. .

Одним из наиболее полных обрядов «царской» инициации является элевсинский. Предположительно, каждый из использовавшихся в этом процессе символов соответствовал конкретному опыту. Здесь мы не будем описывать ни способы, при помощи которых вызывались переживания этого рода, ни их конкретную природу. [211] [211] Можно отослать к комментариям, содержащимся в Inroduzione délia Magia , cit. См. также J. Evola , La Tradizione ermetica , cit. В Нитисаре (I, 26-27) в качестве условия обретения царского сана указано господство над манасом (внутренний и трансцендентный корень пяти чувств), что является также условием для йоги и аскезы. И добавляется: «Кто неспособен властвовать над манасом, что является единственным, что может покорить землю?». Аналогичные выражения см. в Законах Ману (VH, 44). Подчеркнем лишь то, что в мире Традиции инициация в своих высших формах понималась как более чем реальная операция, способная изменить онтологический статус индивида и связать его с определенными силами мира Бытия, или высшего мира. Титул rex (или βασιλεύς ) в Элевсинах свидетельствовал о приобретенном сверхъестественном измерении, которое потенциально делало человека достойным функции вождя. Тот факт, что во времена Элевсинских мистерий этот титул определенно не сопутствовал реальной политической власти, был вызван упадком Древней Эллады. Из-за этого упадка древнее царское достоинство сохранялось в иной плоскости, нежели реальная власть, к тому времени в большой степени попавшая в руки профанов. [212] [212] См. Handbuch der klassischen Altertumswissenschaft , cit., vol. IV, p. 30. Для Рима можно указать на переход от интегрального понятия царского сана к понятию rex sacrorum , с ограниченными полномочиями в сфере священного. Это было оправдано в качестве меры, в которой царь должен был занят воинской деятельностью. Однако это не останавливало светских властителей тех времен от стремления обладать саном посвященного царя, весьма отличным от уже имевшегося у них. Так, например, когда Адриан и Антоний уже были римскими императорами, они получили титул «царя» в этом смысле только после обряда посвящения в Элевсинах. Согласно созвучным свидетельствам, качество, дарованное инициацией, отлично от любых человеческих заслуг и независимо от них: все объединенные человеческие добродетели не могли обеспечить это качество, и, в определенной степени, никакой человеческий «грех» не мог повредить ему. [213] [213] В этой связи ограничимся характерными выражениями из Законов Ману (XI, 247; см. ХП, 101): «Как огонь сразу зажигает своим пламенем топливо, находящееся в пределах его досягаемости, так огнем знания сведущий в Веде сжигает весь грех», X, 261: «Брахман, удерживающий в памяти Ригведу, не пятнается никаким грехом, даже уничтожив эти три мира». Отголосок этого взгляда сохранился в католической точке зрения, согласно которой священнический сан, переданный сакрально, не мог стереться никаким моральным грехом, совершенным человеком, одаренным им, оставаясь в этом человеке как indoles indelebilis , «несмываемая метка». Кроме того —как ив случае с маздеистским понятием «славы» и китайским понятием «добродетели», о которых мы уже говорили, —священнический сан соответствовал объективной силе. В Древнем Китае существовало различие между теми, кто уже по природе одарен «знанием» и «добродетелью» —они способны «воплотить закон Неба со спокойствием и невозмутимостью без помощи извне», они находятся на вершине и являются «совершенными» и «трансцендентными» людьми, —и теми, кто достигал их, «побеждая себя и обращаясь к обрядам». [214] [214] См. Лунь юй , XVI, 8; XII, 1; XTV, 5; Чжун юн , XX, 16-17; ХХII, 1; ХХIII, 1. Но дисциплина ( сиу-ки ), подобающая последним и служащая эквивалентом инициации, рассматривалась только в качестве средства реального создания того «высшего человека» ( цзюнь-цзы ), который легитимно мог возложить на себя функцию, свойственную иерархической вершине, посредством присущей ему таинственной и реальной силы. [215] [215] См. H. Maspéro, La Chine antique , cit., pp. 452,463,466-467. Отличительная черта, делающая человека царем, более очевидна при посвящении в царский сан, чем при инициации; например, только особая инвеститура, превращающая уже коронованного германского князя в romanorum rex , дарует ему власть и авторитет главы Священной Римской империи. С другой стороны, Платон писал: «В Египте царь не может без жреческого сана осуществлять правление, и если даже кто-нибудь из другого сословия путем насилия восходит там на престол, то в дальнейшем он все равно должен быть посвящен в жреческий сан». [216] [216] Платон, Политик (у Эволы ошибочно Государство — прим. перев .), 290d Таким же образом Плутарх указывал, что посвящение в цари человека не из числа жрецов, а из числа воинов подразумевает, что он переходит в жреческую касту, и по этой причине разделяет трансцендентное знание, «окутанное мифами и речениями, несущими в себе смутные проблески и отражения истины». [217] [217] Плутарх, Об Исиде и Осирисе , IX. Тоже самое касалось парсов: именно потому, что персидские великие цари при восшествии на престол переходили в сан «магов» и таким образом вновь объединяли две власти, в лучшие времена этой традиции в Иране не было конфликта или противостояния между царской властью и жречеством. [218] [218] См. F. Spiegel, Eranische , cit., vol. Ш, pp. 605-606. В то же время необходимо заметить, что как проходившие инициацию традиционно являлись царями, так было истинным и обратное —часто инициация и жреческая функция были прерогативой царей и аристократических каст. Например, согласно Гомерову гимну к Деметре (строка 270 и далее) богиня запретила четырем элевсинским князьям и их потомкам «отмечание культа и знание священных оргий», посредством которых «в смерти человек не подвергнется судьбе всех остальных». В Риме жрецы высшей коллегии и особенно консулы (которые изначально сами по себе обладали священным качеством) избирались исключительно из числа патрицианских семей —и Рим долго боролся с плебейскими претензиями изменить этот порядок. Здесь потребность в единой власти утверждалась вместе с инстинктивным пониманием того, что такая власть имеет более сильное основание в тех случаях, когда раса крови и раса духа сходятся вместе.