Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

Итак, при условии подобных допущений и исключении мысли о том, что рождение случайно, кастовая доктрина видится в совершенно ином свете. Плотин указывал: «Общий план един; но он делится на неравные части, так что в целом они находятся в разных местах; и души, таким же образом неравные, обретают существование в разных местах, соответствующих их собственным различиям. Таким образом, везде мы видим подобное согласие, а различие соответствует неравенству душ». [296] [296] Плотин, Эннеады , III, ii, 17 (y Эволы ошибочно III, iii, 17. В переводе С. Еремеева: «Логос же состоит из различных и неравных частей, потому и мироздание не однородно: одни места лучше, другие —хуже. Соответственно этому и души занимают неравноценные места.» — прим. перев .). У нас нет возможности задерживаться на этой теме; подчеркнем только, что Плотин говорил, что души «находятся» в местах, которым они соответствуют, а не в тех, которые они выбрали произвольно и по желанию: в большинстве случаев сила «соответствия» действует бесплотно и безличностно, как в материи действуют законы химической валентности. Следовательно, можно сказать, что не рождение определяет природу, а природа определяет рождение; говоря точнее, личность обладает определенным духом в силу рождения в данной касте, но в то же время она рождается в данной касте, потому что трансцендентально обладает данным духом. Отсюда неравенство каст, далекое от того, чтобы быть искусственным, несправедливым и произвольным, отражало и подтверждало более глубокое и основательное неравенство в предсуществовании; оно представляло собой высшее приложение принципа suum cuique [297] [297] Каждому свое (лат.) — прим. перев . .

В контексте живой традиции касты представляли собой естественную «точку» земного схождения аналогичных воль и призваний. Регулярная и закрытая наследственная передача создавала однородную группу, разделявшую органические, жизненные и даже психические склонности, принимая во внимание регулярное развитие отдельными индивидами вышеупомянутых дородовых склонностей или предрасположенностей на уровне человеческого существования. Индивид не «получал» от касты свою природу —скорее каста давала ему возможность осознать или вспомнить свою природу и дородовую волю, в то же время даруя ему своего рода тайное наследие, связанное с кровью, чтобы он смог гармонично реализовать его. Характеристики, функции и обязанности касты составляли план регулярного развития возможностей человека в контексте органической социальной системы. В высших кастах этот процесс дополняло посвящение, пробуждая и вызывая в отдельном индивиде определенные влияния, которые уже были сориентированы в сверхъестественном направлении. [298] [298] «Как хорошее семя произрастает на хорошем поле, так рожденный от ария и арийки достоин всякого обряда. ...семя, посеянное на бесплодной почве, в ней же и погибает; поле, лишенное семени, может остаться только бесплодным». Законы Ману X, 69; X, 71. Jus singulare , то есть прерогативы и отдельные права, наследственные для каждой из этих традиционных структур, не только позволяли этой трансцендентной воле находиться в гармонии с родственной человеческой наследственностью, но также и позволяли каждому обрести в общественном организме состояния, реально соответствовавшие его природе и глубинным склонностям; такое состояние было защищено от любой путаницы и уклонения.

Когда чувство личности не сосредоточено на эфемерном принципе человеческой индивидуальности, которой суждено не оставить после себя ничего, кроме «тени», все это кажется весьма естественным и очевидным. Верно, что за время жизни можно «достичь» многого, но с высшей точки зрения эти «достижения» абсолютно ничего не значат (ибо прогрессивное увядание организма в итоге толкнет его в небытие), если они не реализуют предсуществовавшую волю, являющейся причиной данного рождения. Такую дородовую волю нельзя так просто изменить преходящим и произвольным решением, принятым в данный момент земного путешествия. Как только это понято, необходимость каст становится очевидной.

Единственное «Я», которое современный человек знает и хочет признавать —это эмпирическое «Я», начинающееся при рождении и более или менее исчезающее после смерти. Все им сводится к чисто человеческому, индивидуальному, так как в нем исчезли все предшествующие воспоминания. Таким образом, мы являемся свидетелями исчезновения как возможности контакта с силами, следствием которых и было само рождение, так и возможности воссоединиться с тем нечеловеческим элементом в человеке, который, существуя до рождения, находится по ту сторону смерти. Этот элемент составляет «место» всего того, что может окончательно быть реализовано после смерти и является принципом несравнимого чувства безопасности. Как только ритм становится нарушен, а контакт утерян, великие расстояния мешают человеческому глазу; все пути кажутся открытыми, и всякая область насыщена беспорядочной, неорганической деятельностью, у которой отсутствует глубокая основа и смысл, и над которой господствует преходящая и партикуляристская мотивация и эмоции, дешевые интересы и суета. «Культура» больше не является тем окружением, в котором возможно актуализировать существование через подлинную приверженность и верность; она скорее является местом «самоактуализации». И так как основанием этой самоактуализации стали зыбучие пески этого небытия без имени и традиции, то есть эмпирический человеческий субъект, в современном обществе в качестве принципа продвигается и энергично пропагандируется требование равенства и права быть тем, кем хочется. Никакое иное различие не признается более правильным и истинным, нежели «достигнутое» при помощи собственных усилий и «заслуг» в соответствии с различными поверхностными интеллектуальными, моральными или общественными убеждениями, типичными для последнего времени. Таким же образом кажется естественным, что единственное, что осталось—это пределы наиболее жесткой физической наследственности, ставшие непонятными знаками, которые в каждом случае терпят или которыми наслаждаются как капризом судьбы. С другой стороны, личность и наследственность, призвание и общественная функция все менее и менее согласуются между собой, что доводит до реального, трагического, внутреннего и внешнего конфликта. С точки зрения закона и этики это также привело к качественному краху, к относительному уравниванию, к равным правам и обязанностям и к одинаковой общественной морали, претендующей на господство над всеми, не обращая внимания на отдельных людей и различные титулы. «Преодоление» каст и традиционного общественно-политического порядка не имеет иного смысла. Индивид достиг полной «свободы»: его более не сковывают никакие «цепи», а его опьянение и иллюзии неугомонной марионетки не имеют пределов.