Лао-цзы - Канон Дао и Дэ (Дао Дэ Цзин)

Чистое и мягкое поднялось и образовало небо,

Мутное и тяжелое опустилось и образовало землю,

Пустота (чун) и энергия (ци) образовали человека.

У Лао-цзы с иероглифа «жэнь» («человек») начинается новая фраза. Вероятно, здесь, как и в § 39 § 39 Вот те, кто в древности обрели единство: Небо обрело единство чистотой, Земля обрела единство незыблемостью, дух обрел единство духовностью (лин) [23] , лоно [Поднебесной] обрело единство полнотой, мириады вещей обрели единство рождением, хоу и ваны обрели единство, став воплощением честности для Поднебесной. Они достигли этого. Небо, не став чистым, боюсь, может лопнуть. Земля, не став незыблемой, боюсь, может рассыпаться. Дух, не став одухотворенным, боюсь, может истощиться. Мириады вещей, не рождаясь, боюсь, могут исчезнуть. Хоу и ваны, не став ценимыми и высокопочитаемыми, боюсь, могут оступиться. Основой дорогого (благородного) является дешевое (худородное). Основой высокого является низкое. Поэтому хоу и ваны называют себя сирыми, одинокими, несчастными. Это не оттого ли, что дешевое (худородное) является основой? А разве нет?! Однако если за несколькими колесницами погонишься, ни одну не догонишь [24] . Не желай сверкать словно драгоценная яшма, будь блеклым, как простой камень. , осуществлена интерполяция с грамматической и смысловой деформацией фразы. Вместо рождения человека из сопряженных пустоты (непрерывного протяженного) и энергии (плещущегося дискретного) исследователь получает к анализу «гармонию» (хэ), а к «человеку» (жэнь) имеет привязку «ванов и гунов». Может быть, здесь работал не конфуцианец, а какой-то апологет даосизма. И работал он целенаправленно, притом не как «натурфилософ», а как чистый идеолог и политолог. Ему нет никакого дела до космической антропогонии, он даже не подозревает, какую философскую истину он коверкает, если признать фразу из Ле-цзы достоверной. Главное для него — дать критику ванов и гунов. Вообще, не исключено, что это делает и конфуцианец руками даосиста, преследуя свою определенную цель.

Для выражения единства небытия и бытия Лао-цзы использует понятие у цзянь, которое одновременно означает отсутствие временного интервала и пространственного промежутка (букв.: небытие и бытие входят друг в друга, совпадают, совмещаются так, что образуют нераздельное тождество).

Снова встречаемся с функцией добра-искусности (шань). По обе стороны от него располагаются два мира — мир бытия, или мир физической конечной жизни, и мир небытия, или метафизической вечной жизни. В первый приходят с рождением и уходят из него со смертью. Целевое и смысловое направление жизни в этом мире — смерть. Каждую вещь с необходимостью ожидает в нем довольно безотрадная перспектива встречи с последней жизненной инстанцией — «местом смерти» (сы ди), букв, «землей смерти». Согласно Лао-цзы, на того, кто управляет жизнью с помощью добра-искусности (шань), распространяется способность метафизического существования, т.е. небытия. Физическое бытие субъекта окутывается небытием, оболочку вечности которого не в силах преодолеть никакое физическое воздействие. Иначе говоря, субъект в физическом бытии живет по ритмам небытия и потому бессмертен. Он помещает свою смерть в небытие и умирает в бытии раньте своей физической кончины. Его существование в бытии протекает без противоположности знаков жизни и смерти. В своем существовании он соединяет воедино бытие и небытие. Бытийственная перспектива смерти утрачивает для него свою неизбежность, и субъект добра (шань) обретает свободу существования как от рождения, так и от смерти. Ему в бытии попросту негде ни родиться, ни умереть (ни внутри себя, ни вовне).

Не исключено, что под термином «ши», переведенным здесь как «условия», имеется в виду генетическая сила-энергия Дао и Дэ, которая довершает становление вещей.

Лао-цзы выражает совершенство мудрого человека через форму земного квадрата в противоположность совершенству конфуцианского благородного человека, которое символически выражается в форме небесного круга.

Опрометчивый противник — это тот, кто поспешно и легкомысленно, с ходу атакует и завязывает бой, вызывая агрессию с противоположной стороны. Тем самым он буквально «хоронит» даосистскую драгоценность милосердия и клятвенное обязательство полководцев «быть гостем». Милосердие — первейшая духовная сила при конфликте (см. выше, § 67 § 67 В Поднебесной все называют мое Дао Великим, в подобии [ничему] не подобным. А поскольку велико, поэтому в подобии [ничему] и не подобно. Если уподобить [его] вечности, то и она будет крошечной. Я имею три драгоценности, держусь их и дорожу ими. Первая называется «милосердие», вторая — «простота», третья — «не смею встать впереди Поднебесной». Милосерден, поэтому могу быть мужественным. Прост, поэтому могу быть широким. Не смею встать впереди Поднебесной, поэтому могу быть духовным вождем. Ныне тому, кто отбрасывает милосердие, а мужествен, кто отбрасывает простоту, а широк, кто отбрасывает то, чтобы встать сзади, а становится впереди, — смерть! Если, питая милосердие, начнешь войну — победишь. Если организуешь оборону — будет крепка. Небо поможет такому, милосердие защитит его. ).