Сергей Чудинов - Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Уповая на мудрость Всевышнего в области последствий собственных поступков, исполнитель атаки в большей степени становится озабочен формальной стороной дела: соответствием своих намерений религиозному закону. Уверенность в правильном исполнении императивных постановлений высшей сакральной воли приводит к восприятию себя в качестве слепого орудия справедливого и мудрого Божественного предопределения. Именно такое отношение культивируют идеологи и духовные наставники терроризма смертников. Апеллируя к мусульманской вере в предопределенность срока жизни человека, зависимости любого явления в этом мире от соизволения Аллаха, они пытаются создать систему теологической аргументации, снимающей нравственную ответственность со смертника не только за конкретные результаты террористической операции, но и за собственную смерть. Что, в свою очередь, лишает саму акцию самопожертвования самоубийственного характера. А суицид, как известно, в исламе строго запрещен.

Большая часть террористов-смертников, мотивированных радикальным исламом, вероятно, разделяют подобный тип религиозно-фанатического сознания, покоящегося на законнической этике. Однако те же ментальные и мировоззренческие установки могут привести к совершенно иному состоянию нравственного сознания исполнителя мученической операции, о чем свидетельствуют любопытнейшие исключения из правила. Для лучшего понимания фактов, которые мы приведем далее, нам придется сделать некоторое отступление, остановившись на вопросе о природе совести и условиях ее правильного функционирования.

Совесть не только имманентна человеческой природе. Нравственную правду о должном, которая раскрывается в нашей совести, невозможно свести целиком до социального или психологического источника. Безусловность этой правды говорит о том, что она не является плодом разума какого-либо психологического субъекта, но представляет собой безусловную мысль о должном, стоящую вне всякого отдельного сознания [466]. Истоки совести трансцендентны, ее до-моральные и до-логические суждения восходят к потаенным онтологическим основам человеческого бытия, поскольку в «исправно работающей» совести происходит интимный диалог между человеком и Богом [467].

Мусульманская вера как одна из строго монотеистических религиозных доктрин, даже отвергающая какое-либо посредничество между человеком и Богом (в виде Церкви, служителей культа, святых), придает совести сознательную и отчетливую трансцендентальную направленность. Ислам ориентирует верующего на предание себя во власть и распоряжение высшей сакральной воли Бога-Творца.

Известно, что в подготовку террориста-смертника входит духовно-культовая практика. Многие смертники ночь перед атакой проводят в молитвах и чтении Корана. Интенсификация внутренней духовной жизни будущего исполнителя мученической операции непосредственно перед ее осуществлением иногда приводит к преодолению его нравственным сознанием уровня законнической этики (блокирующей проявления совести) и феномену совестливой гипервосприимчивости,или обнажению подлинной совести во время самой операции. Последнее может иметь проявление в форме «слышания голоса самого Бога». К свидетельствам о подобном нужно относиться весьма критично и осторожно, поскольку такие восприятия могут быть лишь субъективным явлением (внутренний голос совести может объективироваться в сознании и приниматься за повеление самого Бога) или же лишь культурно приемлемым языком, выражающим оправдание перед своими соратниками за прекращение террористической миссии.

В документальном фильме Тома Робертса «Внутри разума бомбиста-смертника» рассказывается история 17-летнего палестинского юноши, в последний момент передумавшего себя взрывать. Когда он добрался до места назначения (г. Тайбе) с сумкой, полной смертоносной взрывчатки, и остался предоставленным самому себе, его стали обуревать сомнения. Он впервые увидел израильский город и стал думать, что многие люди вокруг не заслуживают смерти, они могут быть невинными мирными жителями. Он долго бродил по улицам города, даже зашел в кафе пообедать, прежде чем принял решение отказаться от осуществления своей миссии. В словах, которыми он пытается передать переживания, посетившие его в то время, оправдание окрашено в ярко провиденциальные тона. В своих объяснениях юноша преподносит сложившуюся ситуацию так, словно решение было принято за него самим Богом: «Бог позволил мне продолжить мою жизнь. Он хотел, чтобы я остался в живых. Мне еще не было суждено умереть. Я не могу убить себя. Только Бог все совершает. Он побудил меня вернуться домой. Он сказал: "Иди домой! Иди домой!". Если бы я не был смущен, теперь я мог бы быть мучеником» [468].

Другой из подобных случаев произошел с членом Хамас, молодым человеком по имени Зидан Ахим, интервью с которым приводится в видеофильме Пьера Рехова «Смертники-убийцы». Приступив к операции, будущий смертник был уверен в правоте своих действий и страстно мечтал о мученичестве, пока не был поколеблен призывом, пришедшим в сознание как будто извне. На этот раз, вместо того чтобы подчиниться повелению, смертник решил его проигнорировать: «Во время своей миссии я услышал голос, который сказал мне остановиться, найти другой способ, но я знал, что это единственный путь и я также хотел познать другую жизнь, жизнь после смерти» [469]. Два солдата своевременно заметили подозрительно ведущего себя араба и вызвали подкрепление. Когда они пытались схватить террориста, тот нажал на кнопку. То, что произошло потом, способно привести в изумление и может быть объяснено только логикой провиденциального мировосприятия (будь то исламского или христианского). Последовавший взрыв «пояса шахида» никому не причинил вреда. Пострадал только террорист, живот которого был серьезно поврежден. Но и он был вскоре вылечен и остался жив. Весь ход событий как будто бы говорит о том, что все усилия юноши были обречены заранее на неуспех. Не удивительно, что в израильской тюрьме, где Зидан отбывает срок, ходит слух, что сам Аллах возложил на него Свою руку в момент взрыва и уберег от гибели.

В субкультурах радикальных исламских движений фатализм, органичный для ислама в целом, играет существенную роль в формировании религиозно-фанатического мировосприятия потенциального террориста-смертника, создавая механизмы нравственной легитимации и рационального самооправдания террористического насилия. Законническая этика исламизма, предлагающая точный религиозно-правовой критерий различения добра и зла, но имеющий исключительно внешний характер, подавляет судяще-оценивающую функцию личной совести террориста-смертника. Религиозный фатализм, значительно снижающий степень ответственности человека за собственную судьбу и вторичные последствия от прямых действий человека, содействует готовности к самопожертвованию и безжалостному отношению к врагам. Фаталистическое мировосприятие — важный компонент «культуры мученичества» современного исламизма, но сам по себе он не может привести к религиозному экстремизму. Он ведет к различным последствиям в зависимости от душевного состояния и характера религиозной веры исполнителя террористической атаки. Как показывают вышеприведенные примеры, в ряде случаев пробуждение подлинной совести происходит в сердце вполне убежденных и сознательных активистов радикальных исламских группировок, уверенных в справедливости возмездия и мечтавших о райской жизни после мученической смерти. Это возможно благодаря углубленным духовно-личностным исканиям, нацеленным на интимный диалог с Богом, которые могут предшествовать террористической операции.