Джеффри Николас - Дюна и философия: путь ментата

Пол и Лето II – неоднозначные персонажи, так как те добродетели, которые мы хотим им приписать, не находят места в системе Аристотеля. Самая впечатляющая их черта – это самоотверженность. Пол посвятил свою жизнь созданию наилучшего будущего для человечества, пожертвовав собственным богатством, счастьем и зрением для свершения задуманного. Лето II потратил тысячелетия, чтобы увериться в том, что человечество сможет выжить, и даже пожертвовал своей собственной человечностью. Мы, возможно, хотим назвать самоотверженность добродетелью, но для Аристотеля, она должна лежать в усредненной точке между избытком и недостатком. Недостаток самоотверженности может заключаться в эгоизме, но разве мы можем назвать ее избытком? Самоотверженный человек уже находится на грани, и он готов отдать все, что может, поэтому кажется невозможным найти такой избыток, для которого самоотверженность была бы сдержанной альтернативой. Находящиеся на грани протагонисты «Хроник Дюны» просто не подходят под модель добродетели Аристотеля. Без этой черты они не могут жить правильной жизнью.

Что касается удовольствия, то не похоже, что у основных персонажей «Дюны» его было в достатке. Барон Харконнен и его приближенные хорошо проводили время на пирах и гладиаторских шоу, с наркотиками и оргиями. Герцог Лето и леди Джессика также получили его в достатке, будучи богатыми и знатными. Алия, с другой стороны, провела большую часть своей жизни в одиночестве, беспокойстве и депрессии. Пол и Лето II были несчастливыми людьми, отягощенные огромной ответственностью, в случае Лето это длилось тысячелетиями. Несмотря на то, что они были Императорами и ментатами, у них не получилось прожить хорошую жизнь. Кажется, что достаточно сложно не получить ни капли удовольствия от езды на огромном черве или от роли галактического Императора, однако у них это получилось.

Довольно разговоров о жизни знати. Живут ли достойной жизнью обычные люди? Привычные пустынные фримены, встреченные Полом Атрейдесом в Дюне, точно подумали бы, что их жизни не лучшие, и Аристотель согласился бы. Первоначально Аристотель задался бы вопросом, живут ли фримены интеллектуально обусловленной жизнью, посвященной размышлению, и сделал бы вывод, что нет. Существование фрименов посвящено жестокой задаче выжить, которая стала выполнима лишь благодаря их мистической религии. Наибы, такие как Стилгар, не испытывали недостатка в интеллекте и были способны отлично выполнять сложные и долгосрочные планы, но у обычного фримена было слишком мало времени на жизнь в размышлениях и слишком слабая образованность, чтобы было над чем подумать. В частности, у них было очень мало возможностей развивать или практиковать способности в политике, принадлежа Дому Харконнен.

Можно лишь надеяться, что жизнь обычных людей где-нибудь в Империи была если не свободнее, то хотя бы менее жалкой, однако у нас для этого недостаточно информации. Мы знаем, что условия на милитаристской планете Салуса Секундус не отличались от Арракиса в лучшую сторону, но с другой стороны, мы также знаем, что население Гьеди Прайм могло смотреть гладиаторские бои, а Гамонт отмечен за «его гедонистическую культуру и экзотические сексуальные практики» («Дюна»). Тем не менее мы имеем слабое представление о том, какой была жизнь обычного человека на Каладане, Гьеди Прайм, Кор-рино, или в любом другом из сотен миров Империи. Можно предположить, что Каладан был достаточно приятным местом, а Гьеди Прайм – нет, но, насколько известно, для крестьян все было наоборот.

А что насчет благодетели? Мы уже отмечали, что фримены в Дюне – храбры и сдержанны. Более того, их тайный проект по ирригации планеты показал, что они терпеливы (значение между поспешностью и бездействием) и трудолюбивы (значение между леностью и рабской покорностью). Они также искусны. Их заслуги включают в себя не только умение выживать там, где быстро погибнет любой другой, но также продвинутое терраформирование, богатую и поэтичную культуру и лучших солдат в Империи. С другой стороны, в то время как их упорство может покрывать недостаток посвященности в жизненные процессы, это указывает на бесхребетность. Их преданность выходит за рамки любой сдержанной позиции и достигает избытка в упрямстве. В конечном счете они поддерживали проекты своего Мессии и его потомков еще очень долго после того, как стало понятно, что они занимались угнетением. Множество добродетелей находились вне досягаемости для фрименов в Дюне, исключительно из-за их состояния. Они не могли быть щедрыми, потому что им было практически нечего отдать, они не могли быть гостеприимными, потому что им приходилось жить в скрытных сообществах, и они не могли быть политически активными, так как не имели голоса в собственном государстве.

Стала ли жизнь хоть немного лучше после победы Пола? Священная война Пола на протяжении двенадцати лет была ужасным для жизни временем, но за ней последовали тысячелетия мира, и даже бедным фрименам досталось много питьевой воды. Даже если так, мы не ожидаем от Аристотеля согласия с этой новой Империей. Жизнь на Арракисе могла стать более процветающей, и для миллиардов мог наступить мир, но свободная мысль была раздавлена по всей Империи теократическим государством. Нужно признать, что многие фримены достигли властных позиций, позволивших им практиковать политические умения. Однако правительство указывало жителям Империи, во что верить, но, как и во времена Сократа и Аристотеля, недовольство могло обернуться смертью. Фримены нового Арракиса стали известны за свою жадность, свирепость и несправедливость. Более того, их политическая деятельность была ограничена сложившимся коррумпированным режимом. Аристотель был бы в ужасе от того, что стало с человечеством, и точно не считал бы, что народ Империй Пола и Лето жил хорошей жизнью.

Так кто же прав насчет достойной жизни для человека: Сократ или Аристотель? А может, оба ошибаются? Достойна ли жизнь человека в богатстве и у власти? Жизнь, безразличная к мирским вещам? Жизнь интеллектуального размышления? Или что-то совсем иное?