Джеффри Николас - Дюна и философия: путь ментата

Он начал свою работу менее чем через двадцать лет после окончания Второй мировой войны. В США разворачивались (а к моменту публикации первых рассказов и книги прочно укоренились) движения за гражданские права афроамериканцев. Корейская война – первая при участии ООН – закончилась неопределенно, а вьетнамская – шла полным ходом. Когда он упоминает «катастрофу», Герберт отлично знает, о чем говорит.

И все же напрашивается вопрос: зачем продолжать работу с философскими идеями, которыми, вероятно, злоупотребляли и ассоциировали с краеугольным камнем ХХ века, всем злым, заурядным и не очень? Что ж, возможно, следующая параллель между Гербертом и Ницше поможет нам лучше понять это: один из эпиграфов «Дюны» в книге Принцессы Ирулан под названием «Мудрость Муад’Диба», гласит: «Фримены всегда отличались чрезвычайно развитым свойством, которое древние называли Spannungsbogen – то есть умением сдерживать себя и, ощутив желание, не спешить с его удовлетворением». Эта цитата отражает набирающее обороты напряжение «Дюны» и подчеркивает то, как первая книга из цикла склоняет читателя занять сторону Пола Атрейдеса и желать его прихода к власти.

Несмотря на пугающие видения джихада, сопровождающие Пола на протяжении всей книги, нам внушили, что фримены (включая Льет-Кайнза, имперского планетолога и лидера фрименов) и Атрейдесы «хорошие», в то время как войска Империи и Харконеннов изображены негодяями. На этом уровне «Дюну» можно читать как то, что литературоведы называют Bildungsroman – воспитательный роман. Герберт умело манипулирует этим знанием при создании «Мессии Дюны», а также новых параллелей в «Детях Дюны» с самой «Дюной». Как ни странно, мы питаем доверие к Лето II (для которого «Дети Дюны» также своего рода Bildungsroman), как это было и с Полом. То, что Пол видит в своем пророческом видении и кошмарах, Лето избирает намеренно, и мы, словно овечье стадо, следуем за «героем» произведения, в итоге восхищаясь тираном.

На другом уровне борьба за возвращение контроля над Арракисом – типичный материал военных фильмов или фильмов о Джеймсе Бонде: мы всегда знаем, кто «прав». Элементарно, то, как слова «Атрейдес» и «фримен» звучат (умолчим о намеке на свободу в последнем) в сравнении с «Харконнен» или «Сардаукар» (не говоря уже о русском происхождении «Владимира» и о том, как это могло быть воспринято в разгар холодной войны), предрасполагает читателя к такому двоякому суждению о добре и зле.

Но обращение к Spannungsbogen не просто помогает создать напряжение. Оно также наводит на постоянные философские параллели между произведениями Ницше и Герберта. В понимании Ницше «Человек – это канат, натянутый между животным и Сверхчеловеком»: «Опасный переход, опасный путь, опасно обернуться, опасно содрогнуться и замереть опасно». Такое представление – источник напряжения, к которому Герберт обращается в Spannungsbogen рассуждении Ирулан: Сверхчеловек в определенной степени олицетворяет напряжение натянутого лука, занесенное копье, тучу, налитую дождем, град и молнию. Так, Лето обнаруживает во время видения о своем перевоплощении, в Джакаруту:

«Лето ощутил, что пересек прежние границы к новому миру, доселе существовавшему лишь в воображении, и заглядывает прямиком за завесу, что человечество, зевая, называло Неведомым.

Там была кровожадная реальность…

«Нынче я – универсальный язык. Я – живой иероглиф, которым напишу я об изменениях, коим суждено случиться. Если же не напишу, испытаете вы такую душевную боль» («Дети Дюны»).

(Универсальный язык, или «пазиграфия» подразумевает скорее язык идей, а не слов.)

Модель Ницше проводит контраст между Сверхчеловеческом и тем, что он зовет «презреннейшим из людей – Последним человеком » – и пытается обозначить для нас основные различия между ними. Существуют четкие параллели между такими «Последними людьми» и состоянием Империи в «Мессии Дюны» или под правлением «Детей Дюны»:

«Увы! Приближается время, когда человек не выпустит боле стрелы за пределы тоски человечества, а тетива лука его разучится дрожать!

Послушайте же: нужен хаос внутри, чтобы прийти к порядку. Послушайте: внутри вас еще царит хаос.

Увы! Приближается время, когда человек изживет себя.

Увы! Приближается время ничтожнейшего из людей, человека, не способного боле презирать себя.

Узрите! Изображу я вам Последнего человека.

Земля стала маленькой, и прыгает по ней Последний человек, делая все вокруг ничтожным. Род его неистребим, словно блошиный; Последний человек живет дольше всех. («Так говорил Заратустра»).

Характерными особенностями Последнего человека (которые для меня параллельны Вселенной Дюны) являются следующие (цитаты из «Так говорил Заратустра»):

• «Они покинули сложные места обитания» (фримены покинули жизнь в сиетче, забросили водную дисциплину и, как результат, в последующих книгах стали жить как «музейные фримены»);

• «Немного яду порою: приносит приятные грезы» (использование Пряности для видений в рамках новой религии Муад’Диба, и прекращение ее использования во времена правления Лето для чего-либо, помимо важнейших предсказаний и некоторых других целей);

• «Они по-прежнему трудятся, ибо труд – есть развлечение. Но и заботятся, чтоб развлечения не утомляли их» (опять же, постоянные отсылки, особенно в «Детях Дюны», к недавнему упадничеству Арракиса);

• «Все хотят одного и того же, все стали одинаковыми, а кто мыслит иначе, добровольно отправляется в лечебницу» (развитие религии Муад’Диба в кровавую ортодоксию или последующее навязывание единообразия по всей Империи Лето II);

• «Они умны, им известно все доселе случившееся: а потому нет предела их насмешкам» (доверие Алии к своим тайным воспоминаниям, благодаря чему ее сознанием завладел барон Харконнен; раскол внутри Бене Гессерит касательно восстановления памяти, воплощенный в предвзятом отношении к проекту гхолы Дункана Айдахо, между Преподобной Матерью Бене Гессерит, Таразой и Швангю в «Еретиках Дюны»).

Вот такой сценой заканчивается первая проповедь Заратустры. Его публика откликается: «Крики и радость толпы прервали его.

«Подари нам Последнего Человека, о Заратустра, – восклицали они. – Претвори нас в Последнего человека! А Сверхчеловека забирай!».

Таким образом, джихад, что привел к слепоте Пола создает Империю, в которой Последний человек действительно преуспевает, пока древнейший из «людей» Лето II не навязывает однообразные и в конечном итоге адские реалии «Последнего человека» в свое 3,500-летнее правление, ведущее к Рассеянию.