Паскаль Брюкнер - Недолговечная вечность: философия долголетия

Что с ними станет, если один из них покинет этот мир? Два слабых существа — они поддерживают один другого, но даже вместе — это всего лишь одна слабость, помноженная на другую. Она наполняет его жизнь так же, как он наполняет ее. Они переплетены друг с другом, как корни старого дерева, они образуют как бы одного человека с двумя лицами и двумя именами. И боль одного становится болью другого. «Когда у моей жены болят ноги, я чувствую эту боль», — замечательно говорил испанский философ Мигель де Унамуно. Случается также, что, когда тяжелая болезнь поражает одного из них, другой хочет добровольно последовать за ним, и они решают умереть вместе. Один из таких случаев произошел в сентябре 2007 года с писателем Андре Горцем и его неизлечимо больной женой:

«Тебе только что исполнилось 82 года, — писал он в одной из книг, ей посвященных, — ты уменьшилась на 6 сантиметров, ты весишь всего 45 кило, но ты по-прежнему красива, привлекательна и желанна. Вот уже 58 лет, как мы живем вместе, и я люблю тебя больше, чем когда-либо» [10]. Для таких людей немыслимо оставаться на земле после ухода любимого. До этого случая и другие пары — например, в 1998 году бывший сенатор- социалист Роже Кийо и его жена — решили уйти из жизни одновременно, вместе обретя радость и покой перед тем, как опустится занавес. (На свою беду, Клер Кийо выжила после принятых таблеток. Ей удалось довершить начатое в 2005 году в возрасте 79 лет, бросившись в одно из горных озер Пюи-де-Дом и наглотавшись перед этим таблеток по примеру писательницы Вирджинии Вулф, которую она обожала.) Зачем позволять беспощадной природе диктовать вам, как себя вести, и лишать вас единственного важного для вас человека, если можно совершить это путешествие вдвоем? Себя убивают не для того, чтобы избавиться от страха смерти, но для того, чтобы избежать жизни, которая хуже, чем смерть, — одиночества без того, кто был частью нашего существа. Принято говорить о романтике юности, но порой есть нечто возвышенное и в отношениях старых супругов. Самоубийство, — по словам Джона Донна, — несет в себе отпущение этого греха, потому что, в отличие от других грехов, его можно совершить лишь однажды.

Во время недавней поездки по деревням в Огайо я видел таблички, помещенные рядом с товарами одного местного торговца. Вместо привычного «Продано» на них было указано «К сожалению, слишком поздно». И это именно так. Эти слова могли бы стать эпитафией для надгробия на могиле нашей надежды.

Джордж Стайнер [1]

Удачи иметь талант недостаточно, нужен еще талант быть удачливым.

Гектор Берлиоз

Фотограф Брассай рассказывает, что Марсель Пруст в молодости был влюблен в юного эфеба из Женевы, Эдгара Обера, но так и не осмелился признаться ему в своей страсти [2]. На обороте фотографии, которую Обер подарил Прусту, было написано посвящение на английском, цитирующее сонет поэта и художника-прерафаэлита Данте Габриэля Россетти: «Look at my face; my name is might have been, I am also called No More, Too Late, Farewell» («Взгляни на меня: зовусь я То-что-могло-случиться, у меня есть и другие имена: Никогда Больше, Слишком Поздно и Прощай»).

Утраченные возможности

Несовершённый поступок, несказанное слово, непротянутая рука — и вот мы упускаем человека, упускаем отношения, которые могли бы перевернуть нашу жизнь. И они представляются нам тем более восхитительными, что история не случилась. Мы не воспользовались выпавшим нам шансом, нам следовало придумать что-нибудь, проявить инициативу. Сколько в нашей жизни моментов, когда по причине испуга, потрясения, робости наша судьба не принимает тот оборот, который могла бы принять. Нам не хватило быстроты реакции. И если другие на нашем месте решаются сделать шаг, выказав отвагу, то мы злимся на них. Как простить самому себе, что оказался трусом? В следующий раз, уж конечно, мы будем на высоте и поразим объект нашего вожделения каким-нибудь ошеломительным предложением. Мы часто приписываем этим упущенным возможностям невероятную значительность. Мы — как Бодлер, который обращается к прохожей, идущей перед ним «с осанкой гордою, с ногами древних статуй»: «Тебя любил бы я — и это знала ты!» [3] Такой способ желать может показаться сомнительным: ведь нас тем больше воспламеняют незнакомец или незнакомка, что с ним или с нею нам не грозит пройти самое страшное испытание — испытание повседневностью, накладывающей на всё печать неопределенности. Так очаровавший нас человек, возможно, со временем стал бы занудой, а женщина превратилась бы в гарпию. Как понять, что тот, кто встретился нам на мгновение, не представляет для нас еще одну иллюзию? Эта встреча так волнует лишь потому, что не имеет продолжения [4]. Сожаления о том, чего не случилось в нашей жизни, особенно запоздалые, бродят в нашей памяти в виде несостоявшихся событий-призраков, напоминая боль тех несчастных, кто продолжает чувствовать ампутированную руку или ногу. Их подстегивают рассуждения в условном наклонении: «Если бы я только!..» Не остается ничего другого, кроме как сожалеть о том, чего не сделал. То, что могло бы произойти, становится для нас важнее, чем то, что действительно произошло: виртуальное подтачивает реальное, обесценивает его.

Надежда, что случай — этот крайне непостоянный бог — неожиданно наделит нас великой судьбой, типична для ностальгических сожалений об упущенных возможностях. Гроб, в который заколочены несбывшиеся желания человека, мучит душу сильнее, чем его реализованные амбиции. Ему не хватило спонтанности, быстроты в принятии решений. Его терзает единственный вопрос: что нужно сделать, чтобы стечение обстоятельств превратилось в благословение судьбы, случайно выпавший шанс стал восторгом и волшебством?

Слишком поздно, слишком рано . Есть жизни, которые обречены не осуществиться полностью; то, что могло с нами произойти, уже никогда не произойдет. Некоторые люди довольствуются тем, что всю жизнь живут в условном наклонении — каждый из них мог бы написать историю своих несбывшихся жизней, мысли о которых сопровождают их, как призраки, появляющиеся в часы тоски. Когда они нас одолевает, мы принимаемся за горестное перечисление наших неудавшихся планов. Ели бы ты прошел по конкурсу, если бы я не бросил учебу, если бы я уехал жить на Восток, если бы моим мужем или женой стал бы такой-то или такая-то. Я заслуживал большего, мне выпала не та участь. Есть люди — и мужчины, и женщины, — которые хотели бы прожить несколько других возможных жизней, вместо того чтобы прожить одну — свою собственную. Их положение кажется им пресной бурдой по сравнению с любым другим, которое бы они охотно предпочли. Они родились в плохое время, их не устраивают их век, их близкие, школа, друзья. На короткое время они увлекаются всеми, кто так или иначе встречается им на пути, — эти встречи служат подпиткой их существованию: они завидуют новым знакомым, чтобы не разбираться с собственной жизнью.