Паскаль Брюкнер - Недолговечная вечность: философия долголетия

Среди наречий, задающих ритм нашей жизни, особенно выделяются два близких по воздействию слова: уже и еще . Для тех, кто старше, уже означает собой статистическую аномалию, преждевременное созревание, вызывающее раздражение у окружающих: он уже поступил в университет? уже стал врачом? в 20 лет уже получил диплом? уже женился? уже стал отцом? (Каково будет наше изумление, когда в больнице нас станет обследовать врач одного возраста с нашим ребенком.) Едва выйдя из подросткового возраста, уже иметь богатую биографию и мировую известность, быть блогером, инфлюенсером, инстаграммером, звездой ютьюба? Преждевременное созревание — это патология наравне со старческим слабоумием: ребенок не должен играть в ученую обезьяну, молодой человек не должен прикидываться зрелым мужчиной, а старик — таскаться с погремушками, точно престарелый младенец, пытаясь выглядеть как подросток. Мы не должны, с одной стороны, мчаться во весь опор с риском проскочить отдельные этапы, а с другой — пытаться двигаться вспять, впадая в детство.

Еще знаменует раздражение, хронологическую аномалию: как, он еще путешествует, он еще активен, он все еще двигается без труда и хорошо видит? Он по-прежнему развлекается до поздней ночи, все еще хвастается своими приключениями? Если уже означает наличие у молодых людей редких способностей, то еще — знак тягостной для других стойкости, это слово хочет прежде всего выразить: «по-прежнему там, по-прежнему в строю». В нем может скрываться и сдержанная мольба: «еще только раз, самый последний» — говорит умирающий, умоляя, чтобы его вернули к жизни. Еще одна последняя поездка к морю, последний раз полюбоваться красотами природы или шедеврами искусства. Еще один, последний танец, прежде чем упадет занавес нашей жизни. Еще одну жизнь напоследок!

На пустой странице твоих будущих жизней [10]

В книге X диалога «Государство», в мифе о загробных воздаяниях, Платон описывает, как один молодой человек по имени Эр, найдя смерть на поле битвы, в момент погребения оживает на костре и рассказывает о своем пребывании в царстве мертвых. В этом бесплотном мире душам предлагается возродиться для смертной жизни, которая определяется жребием, в соответствии с заслугами и провинностями в прежнем существовании. Число новых жизней, среди которых также жизни животных, превосходит число претендующих на них душ: это и жизни тиранов, и жизни богачей и бедняков, но большинство душ в растерянности выбирают новую жизнь, опираясь на опыт счастья или несчастья в жизни прежней, а иные предпочитают воплотиться в виде лебедя, соловья или орла. «Души разных зверей точно так же переходили в людей и друг в друга, несправедливые в диких, а справедливые в кротких — словом, происходили всевозможные смешения» . После этого души проходят под престолом Ананке, богини необходимости, пьют воду из реки Амелет (реки избавления от забот) на равнине Леты, теряя память о том, что с ними произошло, и, наконец, возвращаются на землю.

Поэтому мудрецы у Платона практикуют анамнез, или припоминание, другими словами — реминисценцию давнишних мыслей и идей: мы не постигаем ничего нового, мы вспоминаем, вытаскиваем из закоулков нашей памяти древнее знание, забытое нами при переходе через равнину Леты. Вновь овладеть этим утраченным знанием — задача философа, знаменующая его постепенный выход из пещеры невежества. Марсель Пруст снова обратится к этой идее, сравнивая воскресение души после смерти с «феноменом памяти» [11]. Прежние жизни проносятся в нашей памяти, вызванные магией того или иного ощущения. Сам Пруст по оплошности воскресил многих своих героев, умерших в ходе повествования, — они появились живыми и здоровыми в следующих частях романа. Он не хотел расставаться с героями, населявшими его произведения [12].

Как бы мы поступили, если бы некий злой гений сказал: у тебя есть право еще на одну жизнь. Хочешь ли ты прожить ее добродетельно, посредственно или героически? Выбор за тобой. Как решиться на такой выбор, понимая неизбежность разочарований, зная все то, что мы уже знаем? Американский писатель-фантаст Филип Фармер, несомненно вдохновившийся Платоном, предлагает свою версию будущего, когда однажды, в день Великого Крика, все люди, умершие с начала истории человечества, воскреснут нагими и лысыми на берегу бескрайней Реки Вечности [13]. Где-то от тридцати до сорока миллиардов людей, по большей части безымянных, но также и ряд знаменитостей, в числе которых Герман Геринг, Марк Твен, Иисус, Роберт Бертон (английский писатель, 1577–1640), Сирано де Бержерак (французский автор, живший с 1619 по 1655 год), оказываются вместе, не понимая, чего им ждать в этих новых обстоятельствах. Церковь второго шанса предоставляет им возможность возвысить свою душу, чтобы приблизиться к состоянию полубогов. Эта утопия тотального пересмотра истории человечества выходит за пределы родного земного шара и подразумевает планету, которая в своем развитии далеко опережает нашу. Но прежде всего она предполагает огромное количество смертей и воскрешений, когда люди выскакивают «из вод озера, как из материнского лона», потому что для каждого из них создана телесная матрица, благодаря которой с ними проводятся биологические процедуры восстановления и омоложения. Это можно назвать «серийным воскрешением». Избежать цикла реинкарнаций невозможно: церковь второго шанса будет до конца времен поддерживать брожение гигантских масс людей, чтобы появился наконец новый человек, освободившийся от несовершенств прежнего.

В ожидании наступления этих фантастических событий нам, простым смертным, нужна жизнь, где еще будут как минимум на голову превосходить слишком поздно . После шестидесяти наступает момент, когда возникает еще один временной императив: теперь это «сейчас или никогда»! Легкий дурман закатной поры, плен воспоминаний — все это не мешает утренней бодрости и желанию вновь пуститься в путь с легкой ноги. У нас не будет больше ни второго, ни третьего шанса. Наступает момент, когда становится слишком поздно для слишком поздно .

Семейные фотографии

В один прекрасный день детство, наше собственное детство, кажется нам чем-то в высшей степени странным: мы едва узнаем себя в ребенке, которым были когда-то, и его сравнение с сегодняшним взрослым довольно смешно и нелепо. Как будто кто-то неловкий взялся исправить наши черты, как будто безумный скульптор загнул наш нос крючком, удлинил уши, неудачным движением резца сделал впадины на щеках и заострил скулы. Что за чудовищное искажение, почему из всех возможных лиц, которыми могло стать мое детское лицо, я получил сегодняшнее? Просто какая-то маска из дряблой кожи и морщин! В этом нет никакой логики — лишь жестокий случай, с которым я вынужден смириться. Что такое семейная фотография, где присутствуют все — от внуков до бабушек с дедушками? Беспощадно жестокий рассказ, говорящий нам: вот что произойдет с вами. Милые личики станут помятыми, волосы выпадут, тела потеряют очертания, став бесформенными до неузнаваемости. На этих изображениях молодые кажутся бледной копией старших, как человек, укушенный вампиром, который и сам становится вампиром, — как если бы ход времени знаменовал лишь увядание. Юный резвый красавец поблекнет, как и его отец, мечтательная молодая девушка превратится в заносчивую даму, как и ее мать. Племянница напоминает вам вашу матушку, племянник стал копией портрета двоюродного деда, перескочив поколение по капризу природы. Старшее поколение оставляет на младшем свой след — безжалостный, как укус вампира. В отношении знаменитостей судьба еще более жестока: последние снимки буквально уничтожают те, что сняты в пору расцвета. Симона Синьоре, Лиз Тейлор, чьи черты были разрушены алкоголем, или беззубый, гримасничающий Антонен Арто — их образы навсегда останутся для нас такими, какими они были в конце жизни. За одним исключением: это «фотографическое» воскрешение из мертвых. Американский актер и автогонщик Стив Маккуин — неизменное лицо марки часов «Брайтлинг», Ален Делон в рекламе ароматов Кристиана Диора: кажется, они навечно застыли в своем молодом облике. Они словно мумии глянцевых журналов, набальзамированные ароматами легенд о самих себе. Можно еще воскрешать умерших знаменитостей с помощью голограмм — как Мэрилин Монро, хип-хоп-певца Тупака Шакура, Билли Холлидея, — и даже отправляться с этими голограммами в турне, так произошло с певцами Фрэнком Заппой и Клодом Франсуа.