Дэвид Эдмондс - Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

У Грина есть убедительное, хотя и спекулятивное, эволюционное объяснение того странного морального различия, которое люди подсознательно проводят между применением собственных мускулов и переводом стрелки. Мы испытываем особое отвращение к ущербу, который мог бы причиняться в той среде, к которой мы эволюционно приспособлены. Мы развивались в среде, в которой мы непосредственно взаимодействовали с другими людьми, то есть за счет силы, которую давали наши мускулы. Применение мускулатуры для того, чтобы столкнуть другого человека, — это явное указание на насилие, а по очевидным причинам насилия стремятся по возможности избегать.

Эти эксперименты сосредоточены на моральных суждениях, а не на поведении, не на том, как действительно поступают люди. Однако суждение и поведение связаны друг с другом. И независимо от того, принимаем ли мы эволюционное объяснение Грина, психология убийства имеет большее значение за пределами академической вагонеткологии. Небо над Пакистаном и Афганистаном сегодня постоянно бороздят беспилотные летательные аппараты США, дроны, которыми управляют сидящие за тысячи миль в Америке люди, обычно относительно молодые. По оценкам, к 2011 году в одном только Пакистане за семь лет американскими дронами было убито около 2680 человек [169] Данные «New America Foundation». . Дроны являют собой будущее военного дела: в настоящее время некоторые из них используются для разведки, тогда как другие — для атак на людей и укрепления. Ответ на вопрос, как именно нам легче убивать — джойстиком или ударом штыка в горло, сам по себе был бы нейтральным в моральном смысле открытием. В конце концов, если мы воюем со смертельно опасным врагом, возможно, нашим солдатам, которым надо его уничтожить, хорошо бы испытывать поменьше угрызений совести. Но если верно то, что нам проще убивать, нажимая на кнопку, а не размахивая штыком, а это, судя по всему, и в самом деле так, тогда нам нужно знать об этом.

Этот спор выходит на более широкое обсуждение вопроса о том, насколько соответствует наша этическая оснастка, предоставленная эволюцией, современной эпохе. Философы, особенно утилитаристского направления, подчеркивали следующее явное противоречие. Если мы проходим мимо мелкого пруда, в котором замечаем тонущего ребенка, большинство из нас инстинктивно прыгнет в пруд, чтобы спасти его. Мы бы поступили так даже в том случае, если бы были одеты в дорогой костюм. И были бы возмущены, если бы какой-нибудь наблюдатель стоял у пруда и смотрел, как тонет ребенок, а потом бы объяснил, что он никак не мог нырнуть в пруд, поскольку на нем пиджак Версаче стоимостью в 500 долларов. Однако в то же время немногие из нас отвечают на письма благотворительных организаций, в которых говорится, что похожие суммы денег могли бы спасти жизнь людям на другом конце света.

Нет какого-то особого этического различия между спасением незнакомца, которого мы видим, и спасением незнакомца на другом конце света. Однако существует правдоподобное эволюционное объяснение этих наших разнящихся реакций. Современный человеческий мозг развивался тогда, когда люди были охотниками и собирателями, жившими небольшими группами в 100–150 человек. Преимущество (в смысле эволюции) давала забота о собственном потомстве и потомстве тех немногих людей, с которыми мы сотрудничали. Мы не желали знать, да нам это было и не нужно, о том, что происходит на другом конце горы, равнины или озера. Сегодня же технология обеспечивает нас мгновенными новостями о катастрофах в самых разных частях света. Поэтому вряд ли удивительно то, что мы столь неохотно отвечаем на подобные события, хотя в моральном плане это и нельзя оправдать. Питер Сингер приводит следующий пример, напоминающий сценарии с вагонетками:

Предположим, что мы на корабле, бушует шторм, и мы видим две опрокинувшиеся яхты. Мы можем либо спасти одного человека, цепляющегося за опрокинувшуюся яхту, либо пять человек, которых мы не можем видеть, но знаем, что они оказались внутри другой яхты. У нас есть время на то, чтобы прийти на помощь только одной яхте, поскольку потом они наскочат на скалы, и, скорее всего, любой, кто цепляется за яхту, которой мы не поможем, утонет. Мы можем опознать человека, который на яхте один, то есть мы знаем, как его зовут и как он выглядит, хотя ничего другого нам о нем не известно и мы с ним никак не связаны. О тех, что заперты в другой яхте, мы ничего не знаем, за исключением того, что их пятеро [170] Singer P. The Life You Can Save. Oxford: Picador, 2009. P. 59. .

Бесчисленные исследования показывают, что наши моральные решения — например, размер пожертвований на благотворительные цели или то, насколько жестоким, по нашему мнению, должно быть наказание, — в значительной мере определяются тем, можем ли мы опознать человека или людей, на которых сказываются наши действия [171] См., например: Small D., Loewenstein G. Helping a Victim or Helping the Victim: Altruism and Identifiability //Journal of Risk and Uncertainty. 2003. Vol. 26. P. 5–16. . Однако Сингер в своем примере говорит о том, что мы, конечно, должны спасти пятерых, даже если эволюция, так сказать, подучила нас больше заботиться о той жертве, которую мы знаем. Из сценария Сингера мы должны сделать очевидный вывод: некоторые из наших моральных инстинктов не подходят нашей эпохе, когда люди живут большими анонимными группами в мире, в котором все со всем связано.

Силы эволюции определили форму наших моральных инстинктов и в другом смысле. Эволюция снабдила нас эвристиками, то есть практическими правилами, определяющими, как нам себя вести. Практические правила удобны, поскольку у нас нет бесконечного времени, денег или информации, чтобы выяснить, что делать в каждом из случаев. Они полезны для того, чтобы проложить путь в сложных ситуациях, а принятие решений — это обычно сложная задача. Однако, хотя в большинстве случаев эвристики срабатывают, они могут поставить нас в тупик. Например, как мы уже говорили [172] См. гл.8. , правила могут вступать в конфликт, так что нам требуется процедура для разрешения их противоречий. Правила «Спаси жизни» и «Не лги» вступят в противоречие, если нам надо солгать ради спасения жизней. Кроме того, иногда правило использует подсказку, сигнал или замещающий знак, и это может привести к ложноположительным и ложноотрицательным результатам. Рассмотрим эвристическое правило, запрещающее инцест: есть рациональные медицинские и биологические причины не воспроизводиться, вступая в половую связь с братом или сестрой. Похоже, что эволюция снабдила нас практическим правилом, которое отталкивает от инцеста: не считай сексуально привлекательным другого человека, с которым ты вырос. И это правило хорошо работало. Однако оно может стать проблемой в тех случаях, если братья и сестры были разлучены в детстве и находят друг друга привлекательными, когда в своей жизни встречаются позже. В то же время это правило привело к кризису в движении кибуцов в Израиле, в которых дети из разных семей воспитываются вместе и растут, не ощущая особого сексуального влечения друг к другу, что ведет к низкому уровню браков внутри сообщества кибуцов [173] Есть несколько исследований в этой области. См., например: Shepherd J. Mate Selection among Second Generation Kibbutz Adolescents // Archives of Sexual Behavior. 1971. Vo. 1. P. 293–307. .