Реймон Арон - Опиум интеллектуалов

Слово « яйцеголовы е» имеет туманное происхождение – его приписывают нескольким создателям, – но оно получило ошеломляющий успех. В течение нескольких дней это слово облетело все Соединенные Штаты: газеты, еженедельники, иллюстрированные журналы публиковали статьи, в которых выступали «за» или «против» яйцеголовых . Полемика была приурочена к предвыборной кампании: утверждалось, что окружение Эдлая Стевенсона состоит из типичных представителей яйцеголовых, и республиканцы пытались скомпрометировать демократического кандидата, отождествляя его с ними. А так как полемика велась журналистами или писателями, которые были в социологическом смысле не меньшими интеллектуалами, чем те, кто их разоблачал, остается уточнить, какие черты делают из писателя или профессора презираемого всеми «яйцеголового».

Может быть, будет неплохо позаимствовать это определение у Луиса Бромфилда [88], одного из самых больших интеллектуалов среди антиинтеллектуалов. «Человек фальшивых интеллектуальных устремлений, часто профессор или протеже профессора, лицо абсолютно поверхностных знаний. Сверхэмоциональный и женоподобный в реакциях на любую проблему. Высокомерный и избалованный, тщеславный и презрительно относящийся к опыту более рассудительных и компетентных людей. Особенно путанный в манере мыслить, погруженный в мешанину сентиментальности и неистового следования учениям церкви, сторонник доктринерского социализма и либерализма Центральной Европы, в противовес греко-франко-американским идеям демократии и либерализма. Подверженный старомодной философской морали Ницше, философии, часто приводящей его либо в тюрьму, либо к бесчестью. Самовлюбленный педант, настолько приверженный рассматривать проблему под всеми углами так, что потом окончательно запутывается и все выкидывает из головы. Анемичное кровоточащее сердце» [89].

В этом определении суммируются классические обвинения, постоянно выдвигаемые против интеллектуалов: они претендуют на большую компетентность по сравнению с обычными людьми; им недостает мужественности, решительности; в силу видения всех аспектов проблемы они не улавливают основного и становятся неспособными принять решение (крайнюю форму аргумента отмечает намек на гомосексуальность). И наконец, идеологию «яйцеголовых», которые находят удовольствие в смягченном марксизме, расчищающем путь к коммунизму, определяет центральноевропейский социализм доктринерского характера. Этот тип полемики не ограничивается Соединенными Штатами. «Пустые мечтатели», «фантазеры», «книжные черви», «оторванные от реальности идеалисты» – вот классические оскорбления, которые отец буржуазного семейства бросал своему сыну, желающему посвятить себя карьере в области литературы или искусства. В этих же выражениях думают (если не высказываются вслух) политики или крупные предприниматели всякий раз, когда профессор или писатель дерзает критиковать их в жесткости поведения.

В американской полемике тем не менее есть свои особенности. В современной Франции деловые люди так обеспокоены демонстрацией уважения к интеллектуальным ценностям, что они не рискнули бы открыто высказать такое суждение. Намеки на немужественность или гомосексуальность, хотя и известны по эту сторону океана, почти не производят здесь впечатления, считаются вульгарными и грубыми. Для американского климата более характерным является сочетание упреков в адрес интеллектуалов как таковых и упреков, обращенных к тем, которых мы называем левыми интеллектуалами, а Бромфилд называет «либералами».

Последние считаются предателями истинной и единственно верной американской традиции, либерализма «Вольтера и энциклопедистов, таких людей, как Джефферсон, Франклин и Монро, Линкольн и Гровер, Кливленд и Вудро Вильсон». Все фальшивые либералы происходят от психопата по имени Карл Маркс, они несут с собой не идеал, но материальную безопасность, покупают голоса за субсидии и пособия в «том же самом стиле, который ускорил крах Рима, Константинополя и Великобритании». Они ратуют за планирование экономики, верят в свою мудрость , но не в мудрость человека с улицы, они не являются коммунистами, но бестолково рассуждают и позволяют себя одурачивать сталинистам и в Ялте, и в Потсдаме.

Маккартизм, конечно, атакует левых интеллектуалов за не американизм, за то, что они – достойные презрения последователи Карла Маркса, виновные в проникновении центральноевропейского социализма в страну Джефферсона и Линкольна. Маккартизм также ставит в один ряд плановое хозяйство и гомосексуализм и предлагает доктринеру государства всеобщего благосостояния отведать низости международного коммунизма – либо потому, что разделяет ложную теорию, либо потому, что сознательно или бессознательно связан с ним.

Этот антилиберальный конформизм (в американском смысле этого слова) представляет собой отложенную реакцию против левого конформизма. В 30-х годах большинство либералов верили в то, что действительно существовала преемственность или солидарность между противниками монополий, сторонниками социальных законов и большевиками. Во время Второй мировой войны либералы защищали и прославляли такое единство левых, или прогрессизм, хотя, признавая союзничество с Советским Союзом, они отказывались верить в виновность Элджера Хисса [90]. Люди, подпавшие под обаяние коммунизма двадцать лет назад, «рекрутировались» в большей степени из среды буржуазии и интеллектуалов, чем из рабочих и подавляемого меньшинства [91].

И еще. Европейский интеллектуал, побывавший в Соединенных Штатах, почти повсюду встречает антимаккартистский конформизм, более того, ему не удавалось обнаружить всемогущество маккартизма. Все были против знаменитого сенатора (за исключением известного Джеймса Бернхэма, который отказался от полного осуждения этого сенатора и из-за этого был исключен из коллектива Partisan Review ). К сожалению, все все-таки чувствовали себя меньшинством, имея смутное, но не слишком хорошее мнение о прошлом альянсе с коммунизмом [92], испытывая страх перед народным мнением, грозящим в одинаковой степени озлобить людей как против красных, так и против розовых, бледно-розовых, коммунистов, социалистов и сторонников нового курса политика президента Рузвельта .

В американском университете того, кто не был антимаккартистом, сурово осуждали коллеги (хотя им и не стоило опасаться за свою карьеру). Но в то же время те же американские профессора иногда не решались высказываться публично по некоторым темам, например о китайском коммунизме. Конформизм антимаккартистов курьезно сочетается с антикоммунистическим конформизмом. Осуждая методы сенатора, они добавляли, что не меньше ненавидят коммунизм, чем он. Интеллектуальное сообщество, почти объединившееся против маккартизма, скрытно испытывало угрозу, которая была нацелена на это сообщество. Часть американского народа, не доверявшая экспертам, иностранцам и идеям и представленная прессой Херста и Маккормика, считает себя преданной вчерашними правителями и угрожает обратить свой гнев против профессоров, писателей, художников, всех ответственных за то, что позволили отдать Восточную Европу русской армии, за поражение Чан Кайши и огосударствление медицины.