Игорь Прись - Знание в контексте

Как уже было многократно сказано выше, мы пытаемся сблизить ЭСЗ и витгенштейновский по духу контекстуальный реализм (к-реализм) Ж. Бенуа. Для Бенуа, как и для Уильямсона, знание первично и аналогично действию, а «внутреннее», сознание – «снаружи» [34; 35]. Подлинные сознание, мысль, смысл, интенциональность укоренены в реальности. К-реализм можно ещё назвать интенциональным или нормативным реализмом, так как идентификация в контексте того, что реально, подразумевает концептуальное, нормативное и интенциональное измерения. Между этими понятиями имеется тесная связь. В частности, интенциональность в феноменологии Гуссерля можно трактовать как нормативность, интенцию – как норму, а наполнение интенции – как корректное следование правилу (норме) [19, ch. 6]. Вкратце, к-реализм можно охарактеризовать следующим образом: 1) К-реализм – эпистемический реализм, утверждающий объективность истины. 2) К-реализм – онтологический реализм, утверждающий существование самих вещей и возможность их познания, первичность онтологии (в более глубоком смысле как исследования самой реальности, того, что существует, – того, что можно познавать), вторичность и зависимость от онтологии эпистемологии. 3) К-реализм утверждает чувствительность онтологии к контексту и, следовательно, онтологический плюрализм, а также плюрализм способов быть истинным. Это предполагает, что понятие реальности более фундаментально, чем онтология. 4) К-реализм отрицает метафизический редукционизм [34, ch. 1]. К этому можно добавить следующее: К-реализм отрицает как метафизический фундаментализм, так и антифундаментализм [73] Знание имеет основание. Но это не некий абсолютный фундамент. Бенуа пишет: «Нет знания, у которого нет своего безусловного достоверного базиса – базиса, который не основывает его как знание, а лишь делает возможным его осмысленное основание, представляет собой, так сказать, бэкграунд этого основания» [35, р. 283]. Вопрос о фундаменте разрешается в контексте. Он возникает, когда смешивают уровень постановки вопроса и уровень поиска ответа на него [36, р. 82] (см. также раздел 13). , релятивизм и скептицизм, а также другие позиции, содержащие абсолютизированные (деконтекстуализированные) элементы. В то же время приведённые положения не теоретические тезисы. К-реализм – не доктрина, а прежде всего терапевтическая позиция.

Во Введении мы уже говорили, что Уильямсон критикует антитеоретическую философию Витгенштейна и, в частности, концепцию семейного сходства Витгенштейна [27, p. 300–301]. Для Уильямсона всякое знание имеет следующее необходимые свойства: знание – мнение, истинное мнение, обоснованное мнение, безопасное мнение, предполагает отсутствие ложных посылок и так далее. Теоретическое представление о знании как наиболее общем фактивном ментальном состоянии (см. ниже) объясняет наличие этих свойств. С этой точки зрения может показаться, что витгенштейновское понятие семейного сходства между «играми», в частности, между «языковыми играми», неприменимо к понятию знания, так как оно предполагает отсутствие как достаточных, так и необходимых условий для своего применения [74]. Уильямсон пишет: «Парадигматическое обсуждение Витгенштейном “игра” как термина, между инстанциациями которого имеется семейное сходство, не даёт совокупность необходимых условий для игры. Действительно, с точки зрения стандартной концепции терминов, между инстанциациями которых имеется семейное сходство, ожидают, что отсутствие любой из ассоциированных черт, может быть скомпенсировано достаточно заметным присутствием нескольких других» [27, p. 300]. Мы трактуем семейное сходство как наличие общего (в общем случае имплицитного) витгенштейновского правила/нормы. Таким образом, существование общего правила является необходимым и достаточным условием для семейного сходства. Следовательно, необходимые условия для сущестования правила – необходимые условия для семейного сходства. Достаточных условий для существования правила, кроме условия существования самого правила, не существует. Само правило имеет логическую достоверность. В известном смысле это логическое «знание» (см. Главу 1 Части 3). Как нам представляется, такой взгляд на семейное сходство не подвержен критике Уильямсона. Как уже было сказано, несмотря на эту критику, мы полагаем, что подходы Уильямсона, Ж. Бенуа и позднего Витгенштейна можно сблизить (см. также Главы 3 и 4).

Для Витгенштейна знание фактивно: «“Я знаю“ должно выражать отношение (…) между мной и фактом». И в знании «данный факт принят моим сознанием». Познание не проекция внешнего процесса «таким, как он есть, в глаз и в сознание путем зримого излучения» [10, § 90]. Эти слова можно интерпретировать в том смысле, что знание – фактивное ментальное состояние (хотя сам Витгенштейн не употребляет теоретическое понятие ментального состояния), а классический репрезентационализм и идея перцептивной вуали ложны. В парадигматических случаях перцепции мы не сомневаемся в том, что мы воспринимаем: «После того как он то-то увидел и то-то услышал, он не в состоянии сомневаться, что…» [10, § 280]. Наиболее достоверное знание ассоциировано с визуальным опытом. «“Я знаю” по своему простейшему значению сходно и родственно с “я вижу” (“wissen”, “videre“)» [10, § 90]. В парадигматических случаях визуальной перцепции «“Я не только имею визуальное впечатление дерева, но и знаю, что это дерево”» [10, § 267]. То есть визуальный опыт сопровождается знанием, а, следовательно, и применением концепта (или концептов). В парадигматических случаях применение концепта (к объекту и, соответственно, определение объекта) и знание сливаются в единое целое: «“Я знаю, что это рука”. – А что такое рука? – “Ну вот это , например”» [10, § 268]. Так я знаю, что это рука, или же я знаю, что это «рука», то есть, что этот объект называется рукой (или слово «рука» обозначает этот объект, применимо к нему)? И то, и другое одновременно. Семантический/логический аспект неотделим от эпистемологического. «Всякая языковая игра основывается на узнавании слов и предметов. Мы усваиваем с равной неумолимостью и то, что это стул, и то, что 2х2=4» [10, § 455]. «Рискни я усомниться, что это моя рука, – как бы я умудрился побороть сомнение в том, что слово “рука” вообще имеет какое-то значение? Так что это я, видимо, все-таки знаю » [10, § 369]. Скептицизм бессмыслен. (О контекстуализме и эпистемологии Витгенштейна см. также статьи А. Колива [10].)

Примеры из истории науки