Павел Максименко - PRO ET CONTRA. Вольные рассуждения о русском радикализме

«Арбитр – это всё:» – пишет Энгельгардт, – «открытие школы, закрытие горшечных, сбор пожертвований – все исходит от арбитра. Если арбитр примет такое решение, то крестьяне будут объявлять о своем намерении иметь в каждом округе не только школу, но и университет, если арбитр так решит, то будет принята резолюция о том, что крестьяне определенного уезда, признавая преимущество садоводства, решили внести столько-то копеек в какое-то общество в Гарлеме на культивирование гиацинтовых луковиц; если арбитр примет такое решение, то крестьяне любой деревни будут пить водку в одном доме и не пить в другом».

Как следствие, крестьяне смотрели на арбитра с ужасом, так же как у них вызывала отвращение вся экономическая и административная система, якобы новая, но, по крайней мере для них, неотличимая от старой. Обманувшись в своих надеждах, они ответили реформе новой, почти беспрецедентной волной массовых восстаний. Но, прежде чем иметь дело с этим трагическим исходом освободительной деятельности Александра II, важно сказать о самом Акте об освобождении и о его приеме городским населением.

Высочайший Манифест был провозглашён 19 февраля 1861 года (старого стиля), но «революция сверху» была провозглашена публикацией во всех газетах, провозглашением в всех церквях, вывешиванием на стенах домов столиц и провинциальных городов, и зачитываема во всех деревнях. Примечательно, что Акт избегал термина «освобождение», заменяя его эвфемизмом «улучшение условий крестьян» или «новая организация крестьянского образа жизни». Документ изобилует напоминаниями о евангельских наставлениях и обязанностях верности. Толстой в письме Герцену написал об указе, что «мужики не поймут ни слова из этого: и мы не должны верить ни одному слову».

Была проведена тщательная подготовка, чтобы превратить освобождение в великое национальное событие, и с самого начала он стал обрастать богатой мифологией. 28 февраля Погодин написал о предстоящем акте в петербургской газете «Северная пчела»: «Есть ли в истории Европы – нет, мира – событие, более чистое, возвышенное, благородное, чем это событие, равное или сравнимое с этим? Найди его, покажи мне! Русские люди! Русские люди! На колени! Слава Богу, за это возвышенное, несравненное счастье! За эту славную страницу, украшающую наша родная история!» « В назначенный день», пророчествовал Погодин, — « крестьяне выйдут в своих кафтанах, и пойдут со своими женами и детьми в воскресной одежде, чтобы поклониться Богу. Из церкви крестьяне пойдут крестным ходом к их землевладельцам, предложат им хлеб и соль, глубоко поклонятся и скажут: «Спасибо, Ваша честь, за щедрость, которую Вы подарили нам, нашим отцам и нашим праотцам; да пребудет Твоё милосердие и не оставляет нас в будущем, пока мы будем Твоими навеки слугами и работниками».

Другой писатель, консервативный журналист Ермолов, восклицал о « восторге », который реформа вызвала «у лучших русских», о «трепете благороднейших русских сердец» и о «прекрасных плодах поэтического гения», которые появятся «от вновь обретенной народной свободы».

Эти прогнозы не могут быть оценены отдельно от одновременно неуклюжих мер, принятых правительством за кулисами основного процесса. Как и в 1858 году Александр выразил Ланскому свой страх, что «когда новый устав будет введен в действие, люди осознают, что их ожидание, т.е. свобода, как они её понимают, не было выполнено: не будет ли это моментом разочарования?» Чтобы предотвратить революционный взрыв, в рамках Центрального комитета по разработке проекта устава в январе 1859 года, в присутствии царя, было принято решение отправить «доверенных лиц» в различные части страны «для руководства и сохранение общественного порядка». Им должны были быть даны «широкие полномочия действовать в определённом деле от имени Государя » , Позже, накануне провозглашения, Александр приказал «отправить в каждую губернию генерал-майора или aides-de-camp 7 7 адъютант (фр.) из эскорта Его Императорского Величества», чьим долгом было бы «сотрудничать с губернаторами провинций для поддержания мира и порядка». В то же время срочная «передислокация войск» проводилась по всей стране для оказания помощи властям в деле подавление возможных крестьянских беспорядков. Эти меры не были завершены до 19 февраля, что, в числе других причин, привело к задержке публикации Акта до 5 марта. Короче говоря, правительство видело инаугурацию своего реформирования как своего рода военную операцию. Это сподвигло Герцена высказаться против «освобождения плетью опричниками „Освободителя“ и импровизированными палачами». Сильная реакция Герцена и еще более бескомпромиссное отношение, принятое его союзниками или преемниками внутри России – людьми, которым посвящена основная часть этой книги – может быть лучше оценена, если мы внимательнее рассмотрим преобладающую атмосферу в стране в это время.

Хотя многие очевидцы оставили ценные записи о днях до и после 19 февраля, они в основном являются политическими мемуарами, написанными спустя годы после событий, с неизбежными рационализациями, позитивными или негативными оценками, возникшими post factum 8 8 после факта события (лат.) . Но есть важный документ, который передает преобладающее настроение, и рассказывает со всей прямотой и откровенностью о том, что на самом деле произошло и как люди реагировали, документ не публиковавшийся до революции, так как был изъят и хранился в архиве Третьего отделения, и был озаглавлен «Записки современника о 1867 г». Автор, Эраст Перцов, был процветающим землевладельцем и виноторговцем, сплетником и острословом с любопытным нравом, некоторым литературным мастерством и значительным даром наблюдения. Похоже, у него были широкие связи в среде правительства и чиновников, представителей дворянства, генералов, владельцев заводов и торговцев. Более того, у него была привычка смешиваться с толпой, чтобы погрузиться в самую середину людских настроений. Он выражал довольно сильное неодобрение политических взглядов Герцена, определённую привязанность к царствующему монарху, несмотря на некоторые злобные замечания о «пустоте головы» Александра и его чрезмерной увлеченностью охотой и «разводом» (отсыл, возможно, к одному из поздних увлечений Александра княгиней Екатериной Долгорукой, что привело его к окончательному отчуждению от императрицы Марии Александровны, жесткой и фанатичной женщине, чья чрезмерная религиозная набожность была либо последствия, либо способствующей причиной того, что её муж заводил любовниц). Но Перцов пишет массу лестного лизоблюдства о царе, в котором «аристократы, купцы, чиновники и солдаты соперничают друг с другом». Он, величайший «скандалист » , считает генералов ответственными за осуществление крестьянских реформ и за защиту «величественной персоны самого императора ». «Эти храбрые солдаты», говорит Перцов в одном. из своих более мягких памфлетов, «носят военную форму, но никогда не нюхали пороха и свежий воздух морали раздражает их ноздри. Они видели всю свою службу сквозь чернильницы на своих столах, участвуя в военных кампаниях против здравого смысла, просвещения и русской орфографии».