Ольга Ключарёва - Тайны вселенной Дао

Как видите, несмотря на то, что даосы предпочитали слову молчание, они подарили нам многое. И если они оставили дверь приоткрытой, воспользуемся случаем и войдем в их мир.

Итак, мы с Вами, дорогой читатель, отправляемся в путешествие, которое, помимо перспективы непосредственно знакомства с предметом исследования, должно одновременно и открыть Вам перспективу для дальнейшего его изучения. Ведь тема эта неисчерпаема.

Однако прежде чем начать наш путь, мы должны остановиться на одном вопросе, который много лет занимает ученых. Вопрос «Что такое даосизм?» до смешного прост в формулировке. Ответ на него – десятки, если не сотни, самых различных – научных, публицистических и созданных для широкого круга читателей – трудов.

В своем очерке, посвященном даосизму, известный исследователь темы, профессор Е.А.Торчинов размышляет: «Даосизм – национальная религия Китая, наряду с этико-политическим учением конфуцианства и пришедшим из Индии буддизмом составившая так называемую триаду учений» (сань цзяо), которые и лежали в основе духовной культуры Китая на протяжении тысячелетий. Однако сказать о даосизме только это – значит ничего не сказать. Ибо слово «даосизм» вызывает у человека, знакомого с китайской культурой, самые разнообразные и разнородные ассоциации. Это и стремление к единению с природой, к возвращению к первозданной простоте, естественности, отображенное во множестве поэтических текстов и живописных свитков. Это и глубина философских размышлений о сущности бытия и внутренних принципах его вечного движения. Это и таинства даосской алхимии, направленной на создание эликсира бессмертия. И, наконец, это сам человек, следующий даосскому учению, – созерцатель-подвижник и обескураживающий парадоксами юродивый, мыслитель и поэт, политик и ученый» 2 2 2 Религии Китая. Хрестоматия. Составление Е. А.Торчинова. – «Евразия», – Спб.:, 2001. Стр. 11 .

Действительно, человек, именующий себя даосом, многолик чрезвычайно: это и одинокий отшельник, лишь изредка спускающийся с гор, где находится его обитель, в селения, чтобы предупредить людей о надвигающейся опасности, помочь им исцелится от дурных предчувствий или же просто поразить их замысловатой, граничащей с безумством выходкой; это и философ, и поэт, и ученый-лекарь, и алхимик. Наконец, даосом вправе именовать себя даже правитель, следующий определенным принципам. Кстати, забегая вперед, процитируем замечательный отрывок из «Дао Дэ Цзин», касающийся власть предержащего: «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требуют от народа его любить и возвышать. Еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те правители, которых народ презирает». Это просто отступление, замечание в скобках, информация к размышлению 3 3 3 Дао Дэ Цзин. Книга пути и благодати. Перевод Ян Хи Шуна. М., Изд. ЭКСМО-ПРЕСС, 2001. Стр. 21—22. .

Почему даосами именовали и именуют себя люди, чьи устремления и род занятий, как кажется, никак между собой не связаны? Почему в разные времена даосизмом именуются совершенно несхожие друг с другом вещи? Наконец, почему нет (и не может быть!) раз навсегда закрепленных принципов даосизма, какой-то догмы, зафиксированный в виде устава?

Даосизм как феномен никогда не был чем-то раз и навсегда сформированным и незыблемым. Он всегда был очень подвижной и изменчивой субстанцией. Менялись люди, менялись политические приоритеты, менялось мировоззрение. Менялся и даосизм. «Столь же сложной, многогранной, как и сам лик даосизма, – продолжает Торчинов, – является и его история, происхождение учения, как бы воплотившего в себе принцип единства многоразличного» 4 4 4 Е.А.Торчинов. Предисловие к Изданию: Религии Китая. Хрестоматия. С-П., Евразия, 2001. Стр. 11 .

События, происходившие на протяжении столетий, оказывали глубокое влияние на становление принципов даосизма. Он видоизменялся вместе с людьми и происходящим вокруг. Отчасти в этом причина его многоликости и его способности сочетать несочетаемое, вбирать в себя и трансформировать внутри себя самые различные принципы и формы.

Как справедливо отмечает профессор Торчинов, культура Китая – не единый монолит, неизменяемый в веках, но подвижное, изменяющееся начало. Прежде всего об этом нужно помнить, говоря о китайской древности. Древняя культура, существовавшая на фоне разделенной на мелкие, постоянно враждовавшие между собой государства (со второй половины первого тысячелетия до н.э. по III в. до н.э.) страны, представляла собой сильно разнящиеся между собой типы культур. Лишь позднее они соединились, образовав мощный и самобытный синтез.

«В наибольшей степени, – пишет Торчинов, – отличались друг от друга культуры севера и юга Китая. Если для севера, давшего начало конфуцианству, характерно внимание к этической проблематике и ритуалу, рассудочное стремление к рациональному переосмыслению архаических основ цивилизации, то на юге (царство Чу, южная часть бассейна реки Янцзы) господствовала стихия мифопоэтического мышления, процветала экстатичность шаманских культов. И даосизм, созревший, видимо, в лоне южной традиции, тем не менее соединил в себе материнскую стихию экзальтированной архаики юга и отцовскую стихию рационального севера. Первая дала ему содержание, вторая наделила формой, предоставив созданный ею философский способ освоения творческих потенций. Без южной традиции даосизм не стал бы даосизмом, без северной – не сумел бы сказать о себе языком великой культуры и книжной образованности.

Так, к IV—III вв. до н.э. из стихии архаических культов и неупорядоченных мировоззренческих представлений выступает на сцену китайской культуры даосизм, сразу же заговоривший о себе языком философии, но философии, не чуждавшейся притчи, переосмысленного в духе новой эпохи мифологического образа и оставлявшего в онемении парадокса» 5 5 5 Там же. Стр. 11—12. .

Последнее утверждение заслуживает отдельного разговора. Действительно, даосизм, как, пожалуй, никакая другая философско-религиозная доктрина, допускает возможность открытого, сугубо творческого подхода к объяснению своих идей. Утверждать и объяснять что-либо даосы предпочитали иносказательно, путем повествования и притчи. Они не чуждались как отвлеченного и длинного рассказа, так и одной меткой фразы, которая, словно выстрел, повергала слушателя в смятение, часто оставляя в недоумении, а еще чаще – попадая в цель, так, что наступало мгновенное прозрение.

Внешне кажущийся простаком и юродивым, одетый в лохмотья и вечно голодный, резко выделяющийся в толпе, этот странный человек, даос, начиная рассказ, заставлял людей останавливаться и прислушиваться. Вскоре вокруг собиралась толпа. Даос говорил иносказательно, никогда прямо не называя вещей своими именами. Он сыпал афоризмами и шутками, остроумными метафорами и даже рассказывал анекдоты. Толпа радовалась. А возвращаясь к себе домой, в тепло и уют, люди размышляли над услышанным от того человека. Он же, удовлетворившись скромным подаянием, отправлялся восвояси – в свою одинокую хижину, приютившуюся среди гор. Не всегда так происходили встречи людей с даосами. Даосы вообще чуждались выхода в толпу и предпочитали контакт лишь с теми, кто сам приходил к ним. Мудрецы, избегая праздного суждения, оставили после себя богатое наследие в виде книг и манускриптов. Эти произведения прошли испытание временем и сегодня являются прекрасным материалом для исследований.