Неизвестен Автор - Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

** По-видимому, 1882 года. Ред. ?? - Полляк. Ред.

Георгий Валентинович оделся как можно приличнее и пошел в сопровождении друзей. По дороге он затрагивал ряд вопросов, о которых намерен поговорить с учителем, между прочим, сколько мне помнится, среди этих вопросов фигурировал крайне близкий сердцу Георгия Валентиновича вопрос о русской общине, может ли она, если сохранится от начатого разрушения, стать исходным экономическим моментом будущей социалистической организации. Путь до мнимой гостиницы, где компания должна была найти учителя, оказался очень интересным благодаря вопросам, затронутым Георгием Валентиновичем. Но увы! Незадолго до цели, друзья вынуждены были сообщить Георгию Валентиновичу, что над ним была сыграна первоапрельская шутка! Понятно, что я лично была очень возмущена этой шуткой, Теофилия негодовала, только Георгий Валентинович был спокоен и сам шутил над собой...

Тут произошло крайнее недоразумение со стороны французского правительства. Оно выслало Георгия Валентиновича под предлогом, что он вредный анархист, а между тем в середине 1894 года, то есть за несколько месяцев до его торжественного и смешного проезда через Францию, появилась его работа в социал-демократическом издании "Vorwarts!" - "Анархизм и социализм" 410, побившая наголову анархические теории.

Работа эта наделала много шуму, имела колоссальный успех, была в течение 95-96 года переведена на все европейские языки и появилась также на еврейском языке. В это время, т. е. в 1895 г., она переводилась на английский язык Элеонорой Маркс-Эвелинг и в 1895 г. появилась в органе "Weekly Times and Echo". В письме к Георгию Валентиновичу Элеонора писала об удовольствии, доставленном ей этой работой; она увидела в ней, писала она, "la ferule de mon рёге" *. На французском

* В данном случае - "руку моего отца". Ред.

102

языке она появилась в социалистическом журнале "Le Devenir social" в мае этого же года. Но несмотря на появление этой работы, приказ об изгнании Плеханова из пределов Франции был отменен только много лет спустя. Французское правительство не скоро простило Георгию Валентиновичу его цюрихской речи, произнесенной на интернациональном конгрессе в 1893 году412. В этой речи Георгий Валентинович выразил свое возмущение по поводу союза республиканской Франции с русским деспотом, Франции "Великой французской революции" с русским абсолютизмом.

Наш глубокий интерес был вызван рассказами Георгия Валентиновича о жизни Веры Засулич, Сергея Кравчинского, о встречах с Энгельсом, Элеонорой Маркс-Эвелинг и некоторыми членами семьи Энгельса. Он жил тогда вместе с д-ром Фрейбергером и его женой, бывшей Луизой Каутской. Отношение Энгельса к последней было глубоко отеческое. Георгий Валентинович был очарован заботливостью и добротой этого закадычного друга Маркса. Свою отеческую доброту он проявил и по отношению к Вере Ивановне Засулич, всячески заботясь о ее здоровье, о том, чтобы она лучше питалась, направлял д-ра Фрейбергера выслушать ее легкие и лечить, запрашивал Георгия Валентиновича, не нуждается ли она в материальных средствах, и готовый из своих средств уделить ей нужное 413. Об этом он говорил с Георгием Валентиновичем и писал ему.

Отеческое и любовное отношение к Элеоноре Маркс удивило и восхитило Георгия Валентиновича, а Элеонора сама произвела глубокое впечатление: умная, образованная, деятельная, она пользовалась большой симпатией в передовых кругах лондонской интеллигенции, а в рабочих кругах она была обожаема. Георгий Валентинович рассказал о том, как Элеонора во время стачки у докеров414 с женщинами из "Армии спасения" спускалась, несмотря на опасность, в глубокие приморские трущобы, чтобы поддержать стачечников собранными ею деньгами, пищевыми продуктами, одеждой, узнать об их положении и нуждах.

Вынужденное пребывание в течение всего 1894 г. в Лондоне 415, несмотря на тяжелые условия жизни, несмотря на климат сырой и холодный, сильно подняло дух Георгия Валентиновича. Разговоры с Энгельсом о

103

вопросах теории и практики марксизма оставили неизгладимый след в душе Плеханова, и, как мы узнали от Веры Ивановны, и Георгий Валентинович произвел крайне благоприятное впечатление своим умом, разносторонними знаниями на учителя. К этому времени относится сказанное Энгельсом ему и близким: "Я знаю двух только человек, которые поняли и овладели марксизмом, эти двое: Меринг и Плеханов".

Впервые опубликовано в книге: Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969

Печатается по тексту книги

П. Д. БОБОРЫКИН

Из книги "Столицы мира

(ТРИДЦАТЬ ЛЕТ ВОСПОМИНАНИЙ)"

[...] Судьбе угодно было, чтобы в Лондоне, а не в Париже жил, работал и умер тот немецкий еврей, который придал социализму научно-философское обоснование и повлиял всего больше на умы и воззрения теперешних вожаков социализма и во Франции, и в Германии, и в других странах.

С Марксом я не имел случая познакомиться в сезон 1868 года. Тогда о нем и в Лондоне говорили - даже в радикальных кружках - не особенно часто.

О нем, как личности, о его семействе, домашней обстановке, привычках, вкусах, диалектике, выходках темперамента - я много слыхал от одного из наших ученых социологов *, который подолгу живал в Англии в 70-х и 80-х гг.

От него узнал я, еще до смерти Маркса, что он успешно занимался русским языком, слышал и то, как мой знакомый застал его раз с русским романом в руках. От русского приятеля получил я и письма к старику Энгельсу 417, надолго пережившему своего друга и руководителя, Маркса. Энгельс считался всегда как бы alter ego ** знаменитого социалиста, его лейтенантом и знаменосцем.

Энгельса я нашел в самом Лондоне, в отдаленном тихом квартале, в небольшом трехэтажном доме. Он жил как человек с хорошим достатком, да и никогда не знал, кажется, нужды и заброшенности эмигранта.

Это был - в июле 1895 г. 418 - старик хорошего роста, державшийся довольно прямо, не очень седой, с головой крупных размеров, неправильными, но, скорее, симпатичными чертами лица и добродушно-игривой усмешкой бесцветных глаз. В Германии вы встречаете таких отставных профессоров.

* - М. М. Ковалевского. Ред.

** - второе "я". Ред.

105

Хотя я отрекомендовался ему по-немецки, но разговор почему-то пошел на французском языке. Энгельс говорил на нем свободно и с довольно приятным акцентом. Сидели мы в его обширном, светлом кабинете-библиотеке, вмещавшем не одну тысячу томов [...] Поговорили мы сначала о нашем приятеле, и вообще о России; Энгельс много знал о русских делах и разные слова, вроде "земство" и "община", произносил старательно и чисто. Старик разговорился и приказал подать бутылку красного вина.

Разумеется, речь зашла об учении Маркса [...] Тут сейчас же зазвучала у Энгельса непоколебимая вера в безусловную истину того, что его учитель установил как роковой всемирный закон общественного развития. Все держится на экономических устоях. И нет в мире никаких явлений, вплоть до творчества и изящного искусства, которые не были бы прямыми продуктами материальных экономических причин.