Мария Хевеши - Толпа, массы, политика

Революционная атмосфера способствует коллективному мистицизму с его фанатизмом и стремлением обращать политические принципы в религиозные догмы. По мнению авторов революционное общество несомненно верующее, более того мистическое. «Его духовное настроение напоминает скорее современное настроение русского народа, который для завоевания своей свободы шел под расстрел во главе со священником, неся хоругви и иконы и обороняясь от казацких нагаек распятием» [128] Кабанес О., Насс Л. Революционный невроз. М., 1998. С. 519. . Речь идет о шествии рабочих, возглавлявшемся попом Гапоном в Петербурге 9 января 1905 г.

И тогда, как пишут авторы, на гребне революционной волны появляются несколько выдающихся личностей, стоящих высоко над толпой — это иступленные фанатики идей. «Насильственные революции, с одной стороны, даруют свободу рабам и снимают тяготы с плеч угнетенных, но они же являются моментами нравственного регресса толпы, общего упадка умственных и экономических сил страны и взрыва низменных и грубых инстинктов масс» [129] Там же. С. 350. . Оказалось, что несмотря на развитие цивилизации варварские инстинкты человека в бушующей толпе пробуждаются вновь. В этой связи в книге анализируются явления террора, вандализма, которые нельзя приписывать какой-то одной из враждующих сторон. Плеть и хлыст служили часто средством телесного воздействия то в руках аристократии, то в руках народа. Преследователи поочередно меняются ролями со своими жертвами. «Все революции вообще, несомненно видные факторы сумасшествия; люди разрушают старый общественный строй ценой своей крови, а нередко и рассудка. И когда этот строй, наконец, обрушивается окончательно, то он увлекает за собой в своем крахе и неосторожных, которые над этим работали… Какой страшный урок для потомства» [130] Там же. С. 258. .

Вряд ли человечество — пишут авторы — может надеяться на то, что оно не будет больше свидетелем проявлений подобного невроза. Люди стали просвещеннее, образованнее, чем были сто лет назад. «Но все же когда дух возмущения овладевает озлобленным сердцем толпы, то никакая образованность, гуманность не будут и впредь в силах удержать в должных границах ее пробуждающихся животных инстинктов. Мы далеки от отрицательного отношения к Революции вообще… Этой страшной социальной ломке мы всецело обязаны нашим современным общественным строем, проникнутым идеями свободы и солидарности» [131] Там же. С. 558–559. . И в этой связи приводятся слова из «Истории социализма» Жореса, в которых говорится, что революция есть варварская форма прогресса. Несмотря на то — пишет Жорес, — что она связана с неизбежностью кровопролития, она остается носителем великой мечты всеобщего братского единения. «Сколь жестока судьба, заставившая нас, искателей правды и мира, преисполненных любви к человечеству, захлебываться в крови наших братьев!»

В этом аспекте рассматриваются и дефекты парламентского режима, которые связываются с тираническим господством коллективной массы. Сотня высокообразованных граждан, собравшись в законодательном органе, принимают меры и законы, от которых каждый в отдельности с ужасом отказался бы от них. Политические собрания поддаются духовной заразе так же, как и любое скопление людей. Закон «психической подражательности» всеобщ и никакая толпа не в состоянии избежать его.

Философия, социальная психология оказались вынужденными реагировать не только на состояние человека в современном обществе, но и на такие новые социальные явления XX в., как мировые войны, наличие тоталитарных режимов — большевизма, фашизма.

Уже М. Шелер, осмысливая результаты первой мировой войны, распад единой европейской цивилизации, задумывается над воздействием предрассудков, инстинктивных влечений на культуру. Более того, он считает, что в реальной жизни господствуют инстинкты, побуждения, т. е. нечто противоположное духу, культуре. В современной ему жизни происходит, считает он, уравнивание материальных условий, формируется гомогенное общество. Процесс уравнивания сопровождается усилением воздействия иррационального, ибо само уравнивание людей апеллирует к инфантильному, эмоциональному, деструктивному в человеческой природе. Современный ему человек лишается индивидуальных качеств, он становится частью массы.

На эти же моменты обращает внимание и Шпенглер. Разделение культуры и цивилизации у него оказывается связанным с бездушием самой цивилизации, которая уже предполагает «массовое общество» со всеми вытекающими из него последствиями. Цивилизация у него — это возврат к хаосу, затухание культуры. В ней количество заменяет качество, она обращена не к лучшим, а к большинству. В цивилизации господствует «бесформенная, переливающаяся в большие города чернь». Он упоминает о разрушительных факторах цивилизации — гиперурбанизация, о «лишенной корней городской массе», господстве прагматизма. Масса предстает как нечто совершенно бесформенное, с ненавистью преследующее всякого рода форму, всякое упорядоченное знание. Это «новый кочевник больших городов, разрушающий свое прошлое и не знающий будущего». Масса — это конец всего, это радикальное ничто. Закат Европы — это «омассовление», при котором «на место богатого, сросшегося с землей народа» [132] Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. М. Пб., 1923. С. 467. приходит «новый кочевник, паразит, житель большого города, человек абсолютно лишенный традиций, растворившийся в бесформенной массе». Масса выступает как внутренний враг общества. В работе «Человек и техника» Шпенглер пишет о том, что в промышленности собирается человеческая масса гигантских размеров, которая живет и работает благодаря и ради техники. Этой массе противостоит и руководит элита. Он напоминает о необходимости подчиняться приказам людей, «имеющих врожденное право повелевать», о воле повиноваться, умирать, побеждать через способность приносить чудовищные жертвы, чтобы утвердить то, ради чего мы родились.

Говоря о роли политических миров, Шпенглеру возражает Кассирер, считающий, что философские доктрины, подобные шпенглеровской, подтачивают силы, которые могли бы сопротивляться политике мифам. Он пишет «Я уверен, что потомки будут рассматривать многие из наших политических систем с тем же чувством, что возникает у современного астронома при изучении астрологического сочинения или у химика, читающего алхимический трактат. В политике мы еще не имеем надежной базы, здесь нет упорядоченного знания, здесь все время существует угроза того, что нас захлестнет старый хаос» [133] Кассирер Э. Миф государства // Феномен человека. М., 1993. С. 121. .