Константин Захаров - Для чего мы живем?

В заключение хотелось бы привести цитату из «Метафизики» Аристотеля, которая должна помочь читателю правильно воспринять предлагаемый текст и которую можно рассматривать как эпиграф ко всем результатам интеллектуальных усилий вообще: «Искать истину — и легко и трудно, ибо очевидно, что никто не может ни целиком ее постигнуть, ни полностью ее не заметить, но каждый добавляет понемногу к нашему познанию природы, и из совокупности всех этих фактов складывается величественная картина» [1] Цит. по: Философская афористика. М., 1996, с. 134. .

«В начале было Слово» [2] Евангелие от Иоанна 1:1. — так выражена идея о первооснове бытия в христианском Священном Писании. Подобное стремление рисовать картину мироздания как бы сверху вниз, в соответствии с его предполагаемой иерархией, и выводить бытие видимого мира и познающего субъекта из некоего абстрактного и внешнеположенного по отношению к человеку принципа свойственно большинству культурных традиций. Атеистическое мировоззрение в этом солидарно с религиозным, также полагая основой существования абстрактное высшее начало — неодушевленную материю, уже в силу своей неодушевленности являющуюся в некотором смысле иноприродной по отношению к сознающему ее субъекту.

Между тем, как представляется, все понятия о «внешнем» и «высшем» вторичны. Первичным же является изначально нам свойственное восприятие мира как последовательности состояний собственного сознания, т. е. зрительных, слуховых и прочих ощущений. Причем разделение этих ощущений на внутренние и те, которые вызываются внешними факторами, достаточно условно. Из опыта мы узнаём, что одни ощущения сопутствуют нам практически постоянно, а иные часто сменяют друг друга, одни как бы в большей степени поддаются нашему контролю, другие — в меньшей. К первым относятся, в частности, те зрительные и осязательные ощущения, которые в совокупности можно назвать чувством своего тела, ко вторым — зрительные и осязательные образы внешнего мира. Однако принципиальной разницы между ними нет — это именно зрительные и осязательные ощущения, лишь содержащие в себе разную информацию. В целом, все «внутренние» и «внешние» ощущения лишены принципиальных различий. Все они представляют собой своего рода информационные потоки, в которых информация только по-разному «кодирована» (как цвет, запах и т. д.). Мыслительные процессы не составляет исключения: мысли, чувства, волевые акты тоже могут рассматриваться как специфические «коды», образующие некоторые из потоков «внутренних» ощущений.

Но что стоит за всеми ощущениями? Противопоставление ощущения и его источника или, иначе, явления и сущности можно найти уже в древнеиндийской философии, например, в упанишадах [3] См.: Чхандогья упанишада (ч. VIII). . Из европейских философов особое внимание данной проблеме уделил Кант, который довел это противопоставление до мыслимого предела. Кантовская «вещь-в-себе», т. е. сущность, абсолютно непознаваема. Мир «вещей-в-себе», хоть и служит причиной мира явлений, но сам в него никак не проникает.

Однако если мы будем исходить из приведенных выше предпосылок, то придем к выводу, что эти миры все же соприкасаются в некой точке. Точкой этой является познающий субъект.

Допустим, что отдельные явления, или элементы тех потоков ощущений, о которых говорилось, будучи лишь кодами или символами скрывающихся за ними сущностей, могут значительно от них отличаться, как, например, цифровая фотография, хранящаяся на электронном носителе, отличается от запечатленного на ней реального пейзажа. В то же время сам факт того, что эти явления попадают в поле нашего сознания, свидетельствует о происходящем каким-то образом взаимодействии стоящих за ними сущностей с тем, что представляет собой сущность сознания. Следовательно, явления могут рассматриваться как свойства этого взаимодействия, вполне адекватно его выражающие.

Так, в приведенном выше примере записанная на карту памяти информация в достаточной мере соответствует преобразованным в нее электрическим импульсам. Что же касается самого пейзажа, то для карты памяти он просто не существует как объект взаимодействия и не может считаться сущностью происходящих в ней электромагнитных процессов.

Иными словами, поскольку в своем познании мы исходим из наблюдаемых явлений, то их непосредственные причины, находящиеся вне мира явлений, и предстают для нас в качестве их сущностей. С другой стороны, свойства этих сущностей открываются нам в форме наблюдаемых явлений.

Попробуем разобраться, насколько полно выражают себя сущности через проявляемые свойства. Для этого прежде всего нужно понять, что такое познание.

Познав какой-либо предмет, мы как бы помещаем его в себя в виде модели, на примере которой судим о нем в дальнейшем. С этой точки зрения познать что-либо абсолютно, во всех его возможных проявлениях, — это значит стать им. Очевидно, что такое абсолютное познание дано нам в отношении нашей сущности. Тут не должно вводить в заблуждение кажущееся неизбежным для нас неведение своей природы, своего подсознания и т. п. Наше незнание того, как мы поступим в той или иной ситуации, относится не к нам, а к самой ситуации, к тому, как она может на нас повлиять. При наличии же всех необходимых условий для возникновения этой ситуации (т. е. при ее «моделировании») наша сущность всегда проявляет себя каким-то определенным образом, и как бы мы ни поступили, это всегда будет именно наш поступок.

Через свою сущность мы имеем доступ в мир «вещей-в-себе», и все происходящее с ней в том мире отражается в мире явлений. Таким образом, наша сущность (т. е. сущность нашего сознания) как совокупность всех ее возможных свойств, обнаруживающих себя в мире явлений, служит своего рода инструментом для изучения мира «вещей-в-себе» и одновременно выступает гарантом достоверности его познания.

Итак, мир в его проявленной сущности, очевидно, познаваем. Однако поскольку знание в абсолютном, чистом виде доступно нам только в отношении собственной сущности, наше познание имеет естественные ограничения. Мы не располагаем всей полнотой свойств, проявляемых другими сущностями, как предметом познания. Эти свойства всегда открываются нам лишь отчасти. Потребовался бы бесконечный ряд опытов, чтобы раскрыть их для нас в полной мере. Поэтому практически всякое наше знание о них носит не абсолютный, а вероятностный характер. То есть мы можем лишь с определенной долей уверенности — отнюдь не стопроцентной — утверждать, например, что дважды два равно четырем, поскольку, чтобы это знание стало абсолютным, потребовалось бы рассмотреть все возможные количественные соотношения такого рода, встречающиеся во Вселенной.