Константин Захаров - Для чего мы живем?

Тут можно привести довольно забавный пример. Допустим, что некое разумное существо, для которого люди являются точечными объектами, не поддающимися дальнейшему анализу, вздумало провести над ними эксперимент на предмет выяснения того, сколько будет дважды два. С этой целью оно совмещает в пространстве две пары людей, скажем, поселяя их на необитаемый остров. И через год, который для нашего экспериментатора является мельчайшей единицей времени, он может обнаружить, что дважды два равно 4, 5, 6 или 3. Этим, понятно, список возможных вариантов не исчерпывается. Однако предположим, что исследуемая группа людей такова, что при большом количестве экспериментов будет абсолютно преобладать какой-то один вариант. Он-то, с точки зрения экспериментатора, и станет решением рассматриваемой им арифметической задачи. Но это не исключает полностью вероятность других вариантов, допускаемых человеческой природой.

Теперь вернемся к поставленному ранее вопросу, но уже в несколько ином ключе: что именно стоит за нашими ощущениями, т. е. всеми явлениями нашего сознания, какова их сущность? По крайней мере нельзя сомневаться в том, что эта сущность есть. Вспомним знаменитое утверждение Декарта: «Мыслю, следовательно существую» [4] Декарт Р. Начала философии (§7). .

На самом деле, как иногда отмечается, данное высказывание содержит в себе тавтологию. Сказать «мыслю» значит уже утвердить свое существование. Действительно, что бы ни представляло собой наше сознание, одно его свойство очевидно — это изменчивость («текучесть» потока ощущений). То, что изменяется, что способно находится в нескольких состояниях, несомненно существует, ибо несуществующее, небытие — это абсолютное ничто, ноль, который всегда равен себе и может иметь лишь одно состояние.

Строго говоря, утверждение Декарта в первом приближении следовало бы сформулировать так: «Происходят изменения, следовательно нечто существует». Это безусловная, абсолютная истина, лежащая в основе всего. Отрицать ее невозможно: если изменений нет, то их отрицание равнозначно утверждению (тот самый ноль, равный нулю), т. е. все равно можно утверждать, что изменения есть.

Хоть это и кажется малосодержательным, но такие абсолютные истины надо ценить уже потому, что их крайне мало. Подавляющее большинство истин в той или иной степени сомнительны, даже существование видимого мира и нашей личности не вполне очевидно.

Когда-то давно мне попался фантастический рассказ, главным героем которого был некий гениальный изобретатель, преуспевший в создании искусственного интеллекта. Посетившему его гостю он демонстрировал черные металлические ящики, опутанные проводами, и давал примерно следующие пояснения: «Вот это у меня великий поэт, в данный момент он читает своей возлюбленной новые стихи. А это — знаменитый полководец, сейчас у него решающее сражение, и он лично ведет солдат в атаку...».

Помнится, тогда меня поразила логическая неопровержимость подобной картины мира. В самом деле, сущность сознания вполне представима как такой вот черный ящик. Тогда весь внешний мир, также без всяких логических противоречий, может быть сведен к сигналам «на входе». Более того, о том, что есть сигналы «на выходе» опять-таки свидетельствует лишь информация «на входе», т. е. у нашего черного ящика «выходов» может и не быть. Таким образом, может показаться теоретически допустимым, что не только видимый внешний мир, а также эмпирическая личность, но и познающий субъект как таковой не имеет подлинного существования.

Впрочем, последнее легко опровергнуть. Если никакого субъекта нет, а есть лишь некая безличная сущность, принимающая разные состояния, то все, что возникает в моем сознании, приобретает объективный характер и ореол истины. Заблуждения невозможны. Получается, что если субъект есть, то нужно признать, что он существует, а если его нет, то опять-таки можно утверждать, что он есть, нисколько не рискуя ошибиться. То есть в любом случае субъект существует. Итак, поздравим себя с обретением еще одной абсолютной истины.

Однако совпадает ли этот субъект, т. е. сущность моего сознания, с сущностью моей личности? На этот вопрос уже не так легко ответить. Возможно, как в упомянутом фантастическом рассказе, некая внешняя сила «вкладывает» в мое сознание чужую иллюзорную личность и иллюзорный внешний мир, или же они являются порождением моего сознания, подобно сновидению спящего (так, если верить даосскому преданию, философу Чжуан-цзы однажды приснилось, что он бабочка, порхающая на лугу). В таком предположении трудно найти противоречие. Но если вспомнить пример с картой памяти и фотографией, то нам будет проще с этим сми­риться.

Как мы определили, сущность явлений для нас приоткрывается лишь через ее непосредственные отношения с сущностью нашего сознания. Обратно, явления в сознании возникают именно вследствие этих отношений и отражают их свойства. Таким образом, положение мыслящего черного ящика, придуманного фантастом, не так уж ложно. Для него реальны лишь обрабатываемые им электрические сигналы, а не зашифрованные в них его создателем фантомные существа.

Применительно к нашему бытию это означает, что какова бы ни была природа явлений в ее наиболее глубоких и далеких от нас аспектах, лишь тот ее слой имеет для нас значение, который непосредственно проступает через наблюдаемые нами явления. Поэтому для нас разумнее принять видимый мир как адекватное отражение его сущности (хотя бы как тень, отбрасываемую реальным предметом). Соответственно, следует предположить, что существует внешний мир, в котором отношения явлений указывают на отношения их сущностей, и познающие его субъекты, каковыми, в частности, являемся мы сами и окружающие нас люди. Ведь несмотря на условность такого деления на «внешнее» и «внутреннее», о которой говорилось ранее, наши ощущения свидетельствуют в его пользу. Особенно это относится к сфере интеллекта и эмоций: все подобное, что нами ощущается, мы связываем только со своей личностью. Мы не улавливаем чужие мысли, не испытываем чужих чувств. Вместе с тем, по поведению других людей мы понимаем, что им тоже присущи аналогичные свойства. Все это, правда, не может служить неоспоримым доказательством реальности бытия личности и внешних объектов, но этого вполне хватает для «рабочей гипотезы». Возможно, сущность видимого мира когда-нибудь проявит себя таким образом, что мы сочтем эту гипотезу ошибочной и изменим ее (например, разверзнутся небеса, и появится гигантская надпись «Game Over»), но пока для этого нет оснований.

Здесь мы вновь подошли к вопросу о том, что считать критерием истины. Раз истина носит относительный, вероятностный характер, то можно ли ей доверять? Высокая оценка вероятности сама по себе ничего не гарантирует. Даже тысячи белых лебедей не доказывают, что черных не существует, и наоборот, достаточно одного черного лебедя, чтобы опровергнуть это предположение. Представляется, что наиболее правильный подход — это, оценивая вероятности (понятно, что в основном интуитивно), учитывать вместе с тем, насколько гармонично данная истина вписывается в сложившуюся у нас картину мира. Истина, которая проходит такую проверку, может считаться достоверной (хоть, как правило, и не абсолютной).