Владимир Библер - Что есть философия?!

С самого начала возникают решающие сомнения.

Во — первых, философская мысль — всегда, в любой культуре, в каждой исторической эпохе — стремится говорить о вечном, бесконечном, изначальном смысле бытия, исходном начале логики. Ясно, что проверка — методом проб и ошибок — бесконечного и изначального всеобщего смысла вещей абсолютно невозможна. Пробы и ошибки — это нечто конечное, наличное. Экстраполяция конечного, частного, даже “общего” — на бесконечное, на всеобщее является запрещенным ходом индукции. Мы можем, в крайнем случае, высказать некое предположение, о чем говорят Аристотель или Платон. — Философия — всегда работает в той сфере, где научная проверка — непосредственно невозможна.

Исходное начало мысли не может быть проверено и движется в сфере предположений. Иногда это начало более, иногда — менее достоверно, возможностно, хотя точная мере достоверности — недостоверности оказывается недостижимой.

Во — вторых, утверждение, что философия есть особенный случай метода проб и ошибок, предполагает тождество философии и научной теории еще в одном смысле. В том смысле, что в итоге опытного "испытания" можно (и нужно) уничтожить исходное сомнение. Что оно — в философии — преодолимо…

Но философия любой эпохи всегда есть культура сомнения. — Есть ли это платоновско — аристотелевское различие между нусом и эпистемой, связанное с теми исходными предположениями, что лежат в основе теоретического мышления… Есть ли это характерное для средневековой теологии стремление (насущность) обосновать, — то есть на мгновение перевести в статус возможности — само бытие Бога… Ясно, что опытной проверкой — методом проб и ошибок — теологию не обосновать. Здесь, правда, возможен собственно мистический Опыт. Но тогда нельзя говорить о философском разуме, разуме сомнения.

Наконец, философия Нового времени с идеей спинозовской causa sui, или лейбницианской “монады”, или “фундаментального сомнения” Декарта, заложенного в основу спинозовской — “причины самое себя”, как изначального самообоснования идеи причины, столь существенной для научной теории Нового времени. В философии никогда не существует, “с одной стороны” — теории, и проверяющего ее опыта — с другой. В философии само бытие сомнительно (возможностно).

Это действительно для Платона и Аристотеля; для Канта и Гегеля; для современной философии — XX века — с особой силой. Силой, понимаемой самими физиками и математиками, масштаба Бора, или Гейзенберга, Кантора или — Колмогорова.

Таким образом, исходное утверждение Поппера о том, что наиболее широким методом испытания истинности теорий является метод проб и ошибок, это утверждение — уже по определению — не может быть отнесено к философии вообще, к диалектике — в частности.

В — третьих. Философское “утверждение” — это не констатация факта, но целостная система понятий, это бесконечное движение мысли, замкнутое на его начало (то есть феномен самообоснования). Это — нечто континуальное. Между тем, дискретной пробе подвергается лишь дискретное утверждение: утверждение существования, или несуществования некоего наличного бытия: “это — есть” или — “этого — нет!”. Однако такая дискретная проба дискретной констатации выдается Поппером за проверку движения мысли, ее развития и самозамыкания, за проверку того, действительно ли, и в какой мере логично — мысль развивает исходное понятие, Но — см. выше — практика (в любом ее понимании) не способна испытать “на прочность” такое, внутренне замкнутое, движение мысли. Здесь — проверка — как ни парадоксально это звучит — должна испытать само это развитие, то есть саму способность философской мысли обосновать свое начало, обеспечить — в целостности “дедукции” — свое самозамыкание, и — главное — определить возможность встречи философских систем, их диалога и взаимообосновывания (см. первый очерк).

Вспомним теперь исходный рецепт Поппера: если признать, что развитие человеческого мышления в бесконечном целом (то есть— в философском целом) и… структура позитивной научной теории тождественны и если подменить само научное мышление (процесс) — научным утверждением (результатом), тогда возможно повергнуть диалектику — испытанием методом проб и ошибок, тогда возможно принять самое диалектику за некий ослабленный (“не метафизический”) вариант метода проб и ошибок.

Будем это иметь в виду и пойдем дальше.

6. Вернемся — в свете собственно философской логики — к гегелевской триаде, точнее — к невозможности истолковать ее в духе Поппера.

Я уже говорил, что триада Гегеля — тезис, антитезис и синтез — относится отнюдь не к любым фактическим утверждениям наличного бытия; триада “работает” лишь после того, как мы за утверждением наличного бытия обнаруживаем определенный категориальный строй. Синтез — это строгая форма логически содержательного движения, причем, само содержание (и — форма) синтеза различны в разных “этажах” гегелевской логики. Уточним этот момент. Одно дело — триада в сфере бытия — в сфере “перехода” (!) от одного понятия бытия — к иному (скажем, переход “качество — количество — мера”). Другое дело — триада в сфере сущности явлений и — рефлексии (как формы такого синтеза) соответственно. И, наконец, третье, — движение непосредственно в сфере понятия. Причем эта высшая форма синтеза пронизывает все строение гегелевской логики в целом. Это синтез уже не по схеме “перехода” или “рефлексии”, но в схематизме развития.

Заметим еще, что каждое предметное понятие (физики, истории или биологии) может быть понято в схематизме “триады” лишь тогда, когда оно соотнесено (отождествлено) с какой‑то логической категорией.

Точнее — вернемся к гегелевскому схематизму “триады”.

“Триадность” в сфере бытия (количество, качество, мера) не нейтральна к триадному содержанию, но говорит о том, что любое качество остается самим собой в пределах определенного диапазона (меры) количественных изменений, приводящих — в конечном счете — к преображению этого качества, к новой мере бытия, предметности (сие — NB).

(Я сознательно привел учебнейший и банальнейший пример. Вот так — по Гегелю — работает триада в самом простом случае…)

Категории “количество”, “качество”, “мера” ставят “под категориальное ударение” строго определенные математические, физические, химические понятия. По Гегелю — мысль — в сфере бытия — всегда строится таким образом, что каждый ученый стремится понять данное наличное утверждение (атом; химическая реакция; генный код) как некую категорию — относящуюся к качественной — количественной — мерной определенности вещей — предметов логического определения. Ученый проводит свое предметное понятие сквозь иголье ушко категориального строя. И тем самым его развивает, углубляет собственно предметно. И только в таком всеобщем категориальном преображении действует— в сфере неличного бытия— идея триады. (Неудобно говорить о такой элементарщине, но — к сожалению — приходится. Впрочем, сама эта элементарщина, если включить ее в целостный контекст Гегелевой “Логики”, не так уж элементарна. Ее элементарность логически осмыслена.)